"Ион Пантелеевич Друцэ. Последний месяц осени (Молдавские повести) " - читать интересную книгу автора

фельдшерицей, готовящейся делать уколы. В сенях и в комнатах полно соседок.
Маме, бегающей по разным делам то на улицу, то снова в дом, становится все
труднее и труднее пробиваться сквозь эту толпу.
К вечеру небо заплывает тучами, всю ночь сверкают молнии, но ни грома,
ни дождя. Только к полудню начинает моросить мелкий осенний дождь. По
единственной, ведущей с запада в нашу деревню тропинке поднимается грузная
сорокалетняя женщина, чем-то похожая на отца. Несет две большие тяжелые
кошелки. Едва увидев крыши двух окраинных домиков, она опускает кошелки и,
заломив руки точь-в-точь как наша мама, причитает голосом, похожим на мамин.
Из всей нашей оравы раньше всех поспела Маринка. Она кончила всего два
класса и слепо верит всему, что написано на бумаге.
Под вечер отец забывается ненадолго тяжелым, тревожным сном, а
проснувшись, видит у изголовья Маринку. Собственно, саму Маринку ему не
удается разглядеть, для этого нужно повернуться, а на это у него не хватает
сил, и он лежит, разглядывая ее руки. Маринка, истолковав по-своему этот
взгляд, тут же выпоражнивает кошелки. Ставит рядом с подушкой отца несколько
банок с вареньем, сушеные фрукты, соленый арбуз, всевозможные пряники. Не
выдержав этого зрелища, отец, набравшись сил, поворачивается на другой бок,
лицом к стенке, и подбородок нашей Маринки начинает горько, обиженно
дрожать.
Отец ее недолюбливает. Лет двадцать тому назад он выдал ее замуж в
соседнюю деревню, и ему не нравится, что она там не прижилась. До сих пор
Маринка не может забыть свою родную деревню. Наведывается сюда часто - то за
фруктами, таза лаской, то за местными сплетнями, и этого ей отец не может
простить. По его понятиям, куда бы судьба ни забросила наш род, он должен
там прижиться. Нечего все бегать к мамке.
Маринка остается у нас на несколько дней. Днем она помогает матери по
хозяйству, а по ночам они дежурят у постели больного, сидя вдвоем на
маленькой скамеечке. К полуночи у отца, как правило, поднимается
температура, и он начинает бредить. Чудится ему красивый солнечный день,
народ столпился в нашем дворе, а они с матерью встречают нас у ворот. Мы
возвращаемся на машинах, летим на быстрых конях, прилетаем самолетами, а
бедные наши старики едва успевают обнимать и целовать нас.
На завалинке сидят лучшие, каких только можно себе представить,
музыканты. Отец, бровью заказав мелодию, берет нас за руки, ведет кругом
перед всей деревней, показывая танец, который только он один и помнит. Он
совершенно счастлив, но, нечаянно наступив кому-то на ноги, просыпается,
видит у изголовья двух женщин и просит воды.
Утром, когда Маринка набирает воду у колодца, а мама рубит хворост,
наглый петух снова взбирается на порог. Похлопав крыльями, он трижды, как в
добрые старые времена, кукарекает. Несколько удивившись, что вместо пшеницы
в него стали бросать камнями, палками, он, будучи неробкого десятка,
переждав эту атаку, снова хлопает крыльями, предвещая нашему дому огромное
число долгожданных гостей.
Впервые за эти четыре дня болезни отец, приподнявшись, садится на
кровати. Похудел, осунулся, и, бледный, небритый, он чем-то похож на
нарисованных в нашей церкви святых. Долго разглядывает свои бледные,
обессиленные руки и, низко опустив голову, шепчет неожиданно сердито и зло:
- Что ж, если так, я сам навещу их. Если осенью дети не хотят навестить
своих родителей, тогда родители сами навещают их.