Моему другу Дом Жан-Мариа

 Глава десятая, в которой Тисту снова попадает под опеку господина Трубадuсса u узнает доподлинно, что такое нищета

Лишь невероятные события позволяют маленьким мальчикам хоть немного отдохнуть от взрослых. Вполне понятно, что украшенная цветами тюрьма повергла город в величайшее изумление, впрочем не на долго… Скоро все стало на свои места, и никто уже не удивлялся, что там, где высилась некогда серая угрюмая стена, раскинулось целое море зелени.

Что ж, люди ко всему привыкают, даже к необычному.

Итак, когда страсти вокруг тюрьмы поутихли, озабоченные родители снова принялись за самое главное — за обучение Тисту.

— Полагаю, что теперь ему не мешало бы получить некоторое представление о нищете, — разглагольствовал отец.

— И потом, ему пора знать, что такое болезнь… Пусть хорошенько следит за своим здоровьем, — добавила мать.

— Господин Трубадисс наглядно и очень умело объяснил ему, что такое порядок. Пусть же он растолкует Тисту, что представляет собой нищета.

Вот таким-то образом на следующий же день Тисту с помощью свое го наставника господина Трубадисса узнал, что нищета, оказывается, ютится в трущобах.

Для такой вылазки Тисту посоветовали надеть старый голубой берет. Напрягая свой и без того громовой голос, господин Трубадисс объяснил Тисту, что трущобы находятся на краю города.

— Весь этот район трущоб — настоящий бич, — заявил он.

— А что такое бич? — спросил Тисту.

— Бич — это зло, великое зло, которое губит множество людей.

Господин Трубадисс мог не утруждать себя дальнейшими объяснениями. Сказанного было больше чем достаточно: Тисту уже потирал свои пальцы.

Но то, что он увидел, превзошло все его ожидания: тюрьма по сравнению с трущобами казалась раем. Узкие, грязные, зловонные дороги петляли между неким подобием лачуг. Глядя на эти ненадежные, зияющие щелями сооружения, кое-как сбитые из гнилых досок, так и думалось, что при малейшем порыве ветра все они рухнут. Непонятно было, как это они еще держатся! Двери залатаны были или картоном, или старыми досками от ящиков из-под консервов.

По сравнению с опрятным, каменным, богатым городом, который каждое утро подметали, вычищали, выскабливали, район трущоб казался совсем иным городом, уродливым и грязным; он даже вроде бы стыдился своего каменного собрата. Тут не было и в помине ни фонарей, ни тротуаров, ни лавок, ни муниципальных мусорщиков.

«Здесь не мешало бы посадить хоть немного дерна; он вобрал бы в себя всю грязищу и украсил бы эти ужасные дороги… и потом… посадить бы побольше разных вьюнков вроде ломоноса. Они наверняка укрепили бы эти жалкие, готовые развалиться лачуги", — размышлял Тисту, при касаясь пальцами к уродливым строениям.

В переполненных лачугах жило несметное количество людей, и у всех был, разумеется, болезненный вид. «Поживи-ка в такой теснотище, да еще без света — сразу побледнеешь…  как цветок эндивий, который Седоус выращивает у себя в погребе. Если бы со мной обращались так же, как с этим цветком, я был бы несчастлив".

И чтобы дети трущоб могли полюбоваться на яркие цветы, Тисту решил рассадить у окошек красную герань.

— Скажите, а почему все эти люди обитают в каких-то кроличьих клетках? — неожиданно спросил Тисту.

— Очевидно, потому, что другого дома у них нет. Вы задаете мне глупые вопросы, — отозвался господин Трубадисс.

— Почему же нет у них дома?

— Потому что у них нет работы.

— А почему у них нет работы?

— Потому что им не везет.

— Значит, у них вообще ничего нет?

— Совершенно верно. Это-то и есть нищета.

«По крайней мере завтра у них будут цветы», — порадовался про себя Тисту.

Потом он увидел какого-то мужчину, избивавшего женщину, и ребенка в слезах, бросившегося наутек.

— Разве нищета озлобляет людей? — спросил Тисту.

— Бывает и так, — ответил господин Трубадисс и тут же произнес громовую речь, всю пересыпанную зловещими словами.

Из его речи явствовало, что нищета чем-то напоминает отвратительную черную курицу. У нее дурной глаз, крючковатый клюв и огромные, как мир, крылья, под которыми прячутся ее омерзительные цыплята. Господин Трубадисс знал их всех по именам: вот цыпленок-воровство, тот самый, который очищает кошельки и взламывает сейфы; вот цыпленок пьянство, который хлещет вино рюмку за рюмкой и валяется потом в сточной канаве; вот цыпленок-порок, которого так и тянет к подлым поступкам; вот цыпленок-преступление, который здорово смахивает на убийцу с револьвером в руке, ну и, конечно, самый зловещий — цыпленок-революция…

— Тисту! Вы меня совсем не слушаете! — взвился господин Трубадисс. — Перестаньте трогать руками всю эту грязь! Что за идиотская манера за все хвататься! Наденьте перчатки.

— Я забыл их дома, — пробормотал Тисту.

— Ну, хватит… продолжим наш урок. Что необходимо для того, чтобы бороться с нищетой и ее пагубными последствиями? Подумайте… Ну?.. По… по…

— По?. А, догадался! — выпалил Тисту. — Наверно, по… побольше иметь золота.

— Совсем нет. Для этого необходим по-ря-док!

На мгновение Тисту задумался. Кажется, это его не убедило. И, не много подумав, он возразил:

— Господин Трубадисс, вы и в самом деле уверены, что он существует, этот ваш хваленый порядок? Я что-то в это не верю.

Уши у господина Трубадисса вспыхнули, заполыхали и стали походить, скорее, не на уши, а на два ярко-красных помидора.

— Потому что если бы на земле существовал порядок, — звонко отчеканил Тисту, — то не было бы и нищеты.

В этот день Тисту получил не слишком-то высокую оценку. Господин Трубадисс начертал в записной книжке: «Ребенок рассеян и болтлив. Его благородные порывы лишены всякого смысла».

На следующий день… Впрочем, вы сами уже догадались. На следующий день пушкострельские газеты известили своих читателей о небывалом нашествии вьюнков. Советы Седоуса были выполнены в точности.

Голубоватые арки цветов прикрывали словно вуалью уродливые лачуги, вдоль зазеленевших дорог тянулась стройными рядами герань. Эти жалкие, обойденные судьбой кварталы, которые горожане предпочитали обходить стороной — до того уж противно было на них глядеть! — стали, отныне самым красивым местом в городе. Теперь туда заглядывали, как в музей.

Местные жители не растерялись и решили извлечь из этого кое-какой доход. На границе своего района они установили турникет и брали за вход сто франков. Потребовались люди самых разнообразных профессий: сторожа, гиды, продавцы открыток, фото графы…

Словом, привалило людям счастье.

И дабы не упустить это зыбкое счастье, решено было построить среди деревьев огромное здание из девяти сот девяносто девяти благо устроенных квартир с электрокухнями и разместить в них всех бывших обитателей трущоб. И поскольку для строительства этого здания понадобилось много людей, то все безработные получили необходимую работу.

Седоус при первом же удобном случае поздравил Тисту:

— Молодчина, Тисту! Здорово, очень здорово получилось у тебя с эти ми трущобами! Только вот почти не чувствуется там аромата цветов. В следующий раз подумай-ка о жасмине. Он быстро растет и благоухает на всю округу.

И Тисту пообещал, что в следующий раз он ничего не забудет.