"Ксения Дронова. Силуэт танцующей звезды (fb2) " - читать интересную книгу автора (Дронова Ксения)

Глава 6

Выходные Женька провела странно — как будто у нее вдруг закончился запас собственных идей и мыслей и она просто принимала все, что ей предлагали. В субботу вечером сходила к маме, с удовольствием съела два куска «Птичьего молока» и еще два взяла с собой, чтобы полакомиться в воскресенье. Почитала женский роман, в котором все закончилось предсказуемо хорошо, зашила продравшуюся сумку, поиграла в Пасьянс, погуляла по Набережной и даже пару раз довольно мирно поговорила с хозяйкой.

Ладка после достопамятной беседы не объявлялась, и Женька — хоть в этом не так уж и приятно сознаваться — искренне этому порадовалась. Когда бабкина внучка ушла, разбередив ей душу своими вопросами, она тут же кинулась звонить Трофиму, но связь обрывалась, и она едва слышала любимый голос, а ведь хотелось не просто слышать, но и понимать все слова… Промучавшись со звонками, она написала две огромные эсемески и даже послала какую-то картинку, заведомо зная, что Трофимовский Siemens ее не примет. А все потому, что Ладка сравнила ее чувства к Трофиму с тем, что она испытывает к Игорю Ворону. Как будто эти два человека могут совместиться в одной плоскости! Но почему-то теперь Женька не может отделаться от Ладкиных слов, это похоже на занозу, которая вошла в ступню и затаилась, и вроде незаметна, но жить мешает!.. Сделав свое дело, Ладка аккуратно встала с кровати, разгладила залегшие складками брючки на идеальных ногах и пропала на все выходные.

С воскресного вечера Женьку начала бить нервная дрожь — впереди явственно проступил страшный вторник, защита диплома стала угрожающе неминуема, и все Женькины многочисленные выкладки и интерпретации вдруг показались ей самой детскими и необоснованными, и если бы она уже не придала своей работе законченный вид, она бы, несомненно, кинулась бы все исправлять и перечеркивать. На первом курсе с ней такое не раз случалось, а потом в ее жизни появился Трофим и уверенно стал пресекать ее панику в зародыше. Сейчас бы лечь на него сверху и прижаться носом к его шее, поводить им по его всегда колючей щеке, дотронуться пальцем до родинки на его верхней губе и тут же поцеловать ее… А он пусть в этот момент называет ее Жужей и шепчет ей что-нибудь хорошее, как всегда, и тогда никакой диплом не выведет ее из равновесия и она не будет дрожать, как заячий хвост.

— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю только тебя! — вот и еще одна эсемеска ушла на Украину. Трофим — это часть ее жизни, и даже глупо предполагать, что она, Женька, может добровольно от него отказаться и полюбить кого-нибудь другого. Да, ей Игорь Ворон нравится, но это не то! Это вроде звезды, на которую можно смотреть всю жизнь и не насмотреться, и радоваться ей каждую секунду, но — убегать от нее всякий раз, так и не приблизившись к ней ни на сантиметр… Уходить от нее, унося ее с собой, в себе, в своих мыслях, и в то же время оставляя ее одиноко светиться на небе. Как на той картине, которую Женька подарила матери.

Марине Сергеевне подарок очень понравился, она уже успела повесить его над письменным столом в Женькиной комнате. Вообще-то, Женя сто лет уже там не живет, но мать все равно считает эту комнату ее. И теперь, если она ляжет на свою (бывшую, любимую!) кровать, то звезда в темном небе картины засияет прямо ей в глаза. Так и есть все: в этом домике, окошко которого приветливо горит, будто бы живут они с Трофимом, и им очень хорошо вдвоем, не скучно и тепло. А вот эта холодная звездочка — это ее Игорь Ворон, и она может им любоваться каждую ночь, сидя у своего родного окошка, опершись локтями о подоконник и вглядываясь в зимнюю стужу. А за ее спиной — ну, пусть так будет — спит ее Трофим, близкий, настоящий. Ее мужчина! Все так. Некого и не с кем сравнивать. Маленький домик на снегу с желтым окошком — и ослепительно-белая холодная звезда над крышей.

А Ладка может говорить все, что угодно, от ее слов ничего не изменится!

Весь понедельник Женька носилась по городу, как заведенная. С большим трудом отыскала в одном из корпусов университета своего научного руководителя и заставила его тут же, при ней, прочитать свой диплом и поставить подпись. Потом отметилась в деканате и узнала о том, что ей придется завтра самой первой выступать на защите, после нее пойдут еще семеро, и все это время она, судорожно сжав кулачки, будет пребывать в неизвестности, принят ее диплом или признан «сырым» и нуждается в доработке…

С этой секунды Женьку начало раздражать все, что попадалось ей на глаза. Не хотелось думать ни о чем, кроме теплого моря, желтого матового песка и чаек, жадно галдящих над рыбой, но все это было так далеко и нереально, что она раздражалась еще больше, и даже кружка пива, выпитая ею в первом же попавшемся на пути кафе, не выдернула ее из этого состояния.

Женька заскочила к бабке, бросила свой диплом на кровать и быстро выбежала на улицу, громко хлопнув дверью. Теперь к матери, за костюмом. Не забыть купить на завтра цветов и конфет, чаю и… что еще? Маленький торт для застолья. И надо будет пораньше лечь спать, чтобы с утра выглядеть отдохнувшей и полной сил!

Но господи, отчего в понедельник всегда все идет не так, как хочется? Слишком людно. На улице — толпы, как будто никто и никогда не работает в этом городе. У матери сейчас придется с родственниками вести светские беседы ни о чем. В бабкиной квартире — хозяйка с пуделем, Оксанка, две совершенно одинаковые толстые тетки, до предела заполнившие собой комнату, в которой ей одной было так хорошо и в которой она бы не прочь и дальше жить… Спать на той постели, где они с Трофимом провели последнюю ночь перед его отъездом на Украину! В той самой узкой и светлой комнате, из окна которой она увидела Игоря Ворона…

Дернувшись всем телом, Женя остановилась посреди тротуара, не обращая внимания на недовольных прохожих, огибающих ее с двух сторон. Опять, опять она мысленно соединяет этих двух мужчин и ничего не может с собой поделать, как будто Ладка заколдовала ее! Впрочем, Ладка не виновата в том, что ее мысли путаются и крутятся на одном месте, как щенок, вцепившийся в свой хвост. Вообще никто ни в чем не виноват, потому что никакой вины и нет!.. И это глухое раздражение, растущее в ней, — это просто страх перед защитой, и завтра все встанет на свои места и ей будет хорошо. Надо только перетерпеть сегодняшний день.

Женьке удалось спокойно просидеть два часа за кухонным столом за пирогами и разговорами и вполне адекватно воспринять попытки родственников подбодрить ее. Если бы не мамины слова в коридоре, когда она уже практически выскользнула из квартиры на лестничную площадку, все было бы просто отлично! А теперь…

Зеленый льняной костюм, за которым она пришла, оказался мятым, и ей пришлось спешно его гладить и идти в нем к бабке. Свежевыглаженная юбка при ходьбе бессовестно липла к ногам, и в конце концов Женька от злости чуть не разорвала ее по шву. Ну почему мама не могла подождать со своим сообщением хотя бы до завтра? Тогда бы Женькина реакция была бы другой. Правда, сегодня она тоже ничего матери не сказала, но ведь та явно ждала от нее чего-то… одобрения, разрешения? А она только кивнула и сбежала по ступенькам, зло, стуча каблуками черных туфель. Мать ведь теперь всю ночь спать не будет! Но и Женька тоже…

— Ты знаешь, я все тебе сказать хочу… Мы с Иваном Семеновичем решили пожениться… Ну, пока, конечно, так, но все равно, попробуем, сложится или нет… В общем, он ко мне переезжает. Как только мы проводим гостей, так он и въедет. Ты ведь не против, правда?

И этот быстрый, почти жалобный взгляд ей в лицо из-под длинных ресниц, как будто она могла бы запретить матери устраивать свою личную жизнь! И все-таки Марина Сергеевна так и осталась стоять с прижатыми к груди ладонями, глядя ей вслед, когда Женька убежала от нее по лестнице. Маме нужна была ее любовь и понимание, а она позволила своему раздражению взять вверх над разумом и поступила, как пятилетняя избалованная девчонка!

Выскочив из подъезда, Женька долго неслась по темным улочкам, как будто бы от скорости ее перемещения что-то зависело. Словно у бабки она получит желанное спокойствие! Но почему ей так плохо?.. В конце концов, ничего необыкновенного не происходит — этот роман у матери длится уже довольно долго, и Иван Семенович — неплохой человек, главное, он так трепетно относится к Марине Сергеевне, что ей бы, глупой дочери, надо радоваться за мать, а не устраивать сцены! К тому же у нее свои дела, и она уже сто лет не имеет права вмешиваться в мамину жизнь! Но откуда тогда это неправильное, неразумное чувство, будто у нее отнимают что-то очень важное, настолько нужное ей, что она не может, не должна, не хочет делиться этим ни с одной живой душой?..

— Жужа, да ты просто ревнуешь! — два года назад мать собиралась замуж за бизнесмена с рыжими усами, и Женька, не в силах этого вынести, пожаловалась Трофиму на странное и непонятное поведение мамы. Ей хотелось, чтобы он подтвердил ее мысль о том, что мир сошел с ума и катится в пропасть, но тот только ласково улыбался и поглаживал ее по мягким волосам. Женьке было обидно, что он ее не понимает, но его объятия — почему, почему его сейчас нет рядом с ней?! — приятно согрели ее и вывели из ступора, а через неделю и мамин роман закончился — бизнесмен уехал на Север и куда-то пропал.

А она думала, что взрослеет, что с каждым годом становится рассудительнее и умнее, и что в свои двадцать четыре она уже умеет воспринимать жизнь спокойно, не сопротивляясь ей и не бунтуя против каких-то ее проявлений. Выходит, она этому еще не научилась. Пиная носком туфли банку из-под Пепси, Женька затормозила перед дверью в свое временное жилище, не торопясь отпереть ее ключом… Надеяться на то, что все уже спят, не приходится — во всех комнатах горит свет, из открытых форточек доносятся голоса, в бабкиной комнате орет телевизор, озаряя шторы голубым мерцанием… И в этой квартире ей придется до утра бессонно возится в постели, пытаясь выкинуть из головы весь сегодняшний день!

А что бы ей сейчас сказал Трофим? Может быть, поцеловал бы ее в кончик носа или в бровь, попросил бы не переживать и не сердиться на маму, потому что… И она бы в сотый раз попробовала бы объяснить ему, что она вовсе не сердится, просто ей никак невозможно привыкнуть к мысли, что у мамы будет не папа. И к отцу она давно уже не может съездить потому, что его Наташа родила сына… Пока Вани не было, Женька не то чтобы любила папину новую жену, но по крайней мере, относилась к ней с приятным безразличием. Наталья водила ее в чудную маленькую кофейню и кормила чудесными крошечными пирожными, а еще был зоопарк, карусели и соседский щенок ирландского волкодава, которого ей даже разрешили погладить!.. Но у папы теперь есть сын, и это не укладывается у Женьки в голове. И мамины романы кажутся ей простыми и естественными, пока вдруг не перерастают во что-то угрожающее, страшное для нее — пока мама не начинает хотеть выйти замуж!.. Но Трофим опять бы улыбнулся и прекратил бы этот разговор поцелуем. Но пусть бы так. Хотя бы так.

Решительно вонзив ключ в замочную скважину, Женька буквально ворвалась в квартиру и с удовольствием сунула горящее лицо под вечно холодную струю воды. Сейчас она накапает себе валерьянки, выпьет эту гадость залпом и ляжет спать. Все, никаких больше мыслей, только здоровый долгий сон без сновидений!..

— А ты ревнивая? — в темноте Оксанкино лицо почему-то стало похожим на японскую маску, у Женьки в детстве была такая марка — белая бесполая физиономия с яркими штрихами бровей и темной узкой расщелиной рта, и косо посаженными глазами, смахивающими на две запятые.

— Нет… не думаю. Мне кажется, я давно избавилась от этого чувства, мне оно ни к чему, я доверяю тем, кого люблю, — Трофим может считать все, что угодно, но она действительно не ревновала маму к тому рыжеусому! И к Ивану Семеновичу не ревнует, это что-то другое.

— А я вот ревнивая… я бы не смогла так спокойно взять и отпустить своего парня в командировку, это ужасно. Я бы просто измучилась, мне нужно, чтобы он был рядом со мной, и я точно знала, что он — вот он, мой! Неужели тебе совсем не страшно?..

Женька вздохнула. Зря она думала, что ей удастся выспаться перед защитой. Во-первых, когда заснуть необходимо, сна, как водится, ни в одном глазу, а пить что-нибудь посильнее валерьянки боязно — она хочет иметь ясную голову утром! А во-вторых, у Оксанки опять приступ бессонницы, и заткнуть этот фонтан очень трудно. Да наверное, и не очень хочется… приятный легкий разговор куда лучше, чем ее беспокойные мысли, от которых волком взвоешь, если поддашься им.

— Я когда-то решила, что ревновать — бессмысленное занятие. Если человеку нравишься не только ты, но и кто-то другой, так это нормально… ну, надо постараться быть настолько интересной, чтобы все-таки быть лучшей… если ты понимаешь, о чем я. А просто беситься и сходить с ума, что в этом хорошего? Я не хочу этого…

— И ты совсем-совсем не ревнуешь Трофима? А я бы ревновала, все равно бы… Сама говорила, что он красивый, и так далеко. Что ты можешь сделать, когда он там, а ты тут? Найдется какая-нибудь девица, и все!.. Мало ли…

— Перестань, — Женька лениво скатилась со спины па бок и глянула на Оксанку. Разве объяснишь ей, что в жизни не так все просто, и это только в девятнадцать лет кажется, что лучшая страховка от возможных измен — быть постоянно рядом и держать любимого за руку, — вот ты сама бы могла увести чужого мужчину, совесть бы тебе позволила?

— Ну, мне бы нет, я не такая, — Оксанка даже привстала от возмущения, и ее гладкие плечи вздрогнули. Взбив одной рукой подушку, она удобно пристроила ее себе за спину, — Но есть же такие женщины, для которых это раз плюнуть! Вон Ладку ту же возьми, да она такая хитрющая, что ей ничего не стоит что-нибудь такое сделать, и что ей до того, что это неправильно и подло!..

— Да ты что? Ладка? Перестань, Ладке незачем это делать, у нее есть…— Женька вовремя прикусила язык. Чуть не проболталась Оксанке про Лешу, с которым у Ладки все настолько серьезно, что об этом ни за что нельзя рассказывать бабке, и лучше бы вообще хранить в секрете от всех. Женька знает, но и то лишь потому, что у нее то же самое с Трофимом, и Лада как-то естественно поделилась с ней своей, — похожей на ее собственную, — радостью. — Ладка не будет никого уводить, ты что. Она тебе не нравится, что ли?

Почему-то Женьке резко припомнилась узкая Ладкина ладошка на плече Трофима, и бесконечные Ладкины расспросы, утомляющие и нервирующие ее, и высветленные волосы, и слишком сильно подведенные глаза… Что, если Ладка действительно хитрая, расчетливая, и вся ее приветливость и внимательность к Женьке — не более, чем игра? Она ведь актриса, почему бы и нет?..

— Да нет, — Оксанка как-то нелепо осела на подушке и зевнула, — ну, я так подумала, но я же не настаиваю. Просто бабка ее ужасно любит, а сама бабка знаешь, какая?.. Вот ты уходишь, она мне про тебя гадости всякие говорит, сегодня сказала, например, что Трофим не чаял от тебя избавиться, что ты ему надоела ужасно, и вообще… А когда я уйду, она, небось, про меня тебе говорит, да?

— Про твои банки, они покоя ей не дают…

— Ну, я и подумала, что Ладка такая же, раз старуха Типоле души в ней не чает, они обе балерины… Да ладно, какая разница, я уж так… Давай спать, что-то меня в сон клонит!

Какой уж теперь сон! Оксанка уютно свернулась в пышный румяный калачик и засопела, где-то далеко, наверное, на Чернышевской, не ближе, прозвучали гулкие шаги… Женька напряженно вслушалась в темноту дома: в соседней комнате раздается дружный близнецовый храп, на кухне из неплотно закрученного крана капает вода… И что теперь делать с нежеланными образами, теснящимися в мозгу? Танцующая Ладка, улыбающаяся, а вот одна бесподобно красивая нога закидывается на другую такую же, и белые брючки еще сильнее — как это вообще возможно? — подчеркивают ее изумительную стройность… А вот она подмигивает Женьке и тут же впивается взглядом в Трофима, а какое она имеет на это право, это ее, Женькин, мужчина!

Неужели это правда? Вдруг простодушная Оксанка видит то, что ускользает от Женьки?.. И на самом деле Ладка хитрая, а все эти дружеские улыбки и подмигивания, вся эта приветливость только для того, чтобы она, Женька, не видела в ней соперницу?.. Нет уж, она не будет об этом думать. Она сама пять минут назад сказала Оксанке — надо доверять людям! За Трофима она спокойна, и все эти мысли про Ладку — неправильные, ненужные, сор, который надо вымести прочь из головы, забыть и не терзать себя!.. В конце концов, ее парень далеко не только от нее, но и от ее беловолосой приятельницы, и пусть Оксанка теперь говорит что хочет, она больше не собьет Женьку с толку!

Нет, теперь ей точно до утра не заснуть, Оксанке-то хорошо — ей завтра не идти с самого утра в университет на защиту диплома! Натянув простынку на ухо, Женька методично стала считать клинья воображаемого забора, время, от времени сбиваясь и начиная с начала…

Видимо, она все же заснула, хотя ей казалось, что за всю ночь она не сомкнула глаз ни на минуту. Однако когда зазвонил ее Alkatel, она подскочила, как ужаленная, и даже поймала в голове обрывок какого-то мутного сна… Оксанка на соседней кровати безмятежно похрапывает, в других комнатах не слышится ни единого шевеления, как будто вторник наступил только для одной Женьки, а у всех прочих почему-то из календаря выпал понедельник и продолжаются выходные.

Взглянув на солнце, ослепительно сияющее за окном, Женька предпочла не задумываться до поры до времени ни о чем, что могло бы вывести ее из приятного состояния отупения. Она неторопливо умылась, натянула строгий зеленый костюм — Трофим бы оценил ее элегантность, а вот ей самой деловой стиль не нравится! Потом выпила полторы чашки кофе, взяла диплом и коробку «Родных просторов» и отправршась пешком в свой пятый корпус. Времени хоть отбавляй, а ей необходимо подышать свежим воздухом и набраться смелости — как-никак, она будет защищаться первой! Зато она первой же и отмучается, а все остальные будут сидеть, и дрожать, ломая карандаши и ерзая на стульях… Она всегда идет первой на экзаменах, потому что ждать для нее — испытание посерьезнее прочих, просто невыносимое!

Уже возле многоступенчатого крыльца своего корпуса Женьке внезапно пришло в голову пробежаться по узкой и неровной кромке асфальта, потому что — странное ощущение — если она этого не сделает, все пойдет наперекосяк. А если сейчас она дойдет до края бордюра, ни разу не соскользнув с него йогой и не пошатнувшись, то ее желание исполнится! Ее желание… пусть она защитится! Нет, не то, об этом даже думать не надо… тогда — Трофим побыстрее приедет и у них все будет очень-очень-очень хорошо! Раз шажок, еще один и…

— Женька, привет! — толпа однокурсников шумно вырвалась из корпуса навстречу девушке и сбила ее с бордюра. Вздохнув, Женька снова вспрыгнула на него и дошла-таки до конца, почти до самой двери. Ничего не случилось, это просто досадная помеха на ее пути, это не считается… И вообще, не об этом ей сейчас надо думать… Главное — это диплом, а все ее желания и без того сбудутся. Как будто может быть иначе!..