"Иван Владимирович Дроздов. Унесенные водкой (О пьянстве русских писателей)" - читать интересную книгу автора

включенный тормоз, держит человека и не дает ему расправить крылья.
Проходит день, ночь, и я восстанавливаю заведенный порядок жизни.
Поднимаюсь в пять и до девяти сижу за столом. Замечаю: после недавнего
возлияния мысли бегут не так резво, стиль вяловат и фантазия будто
приторможена - персонажи двигаются с трудом, а говорят так, будто во рту у
них камни. Вот незадача! Даже через сутки не приходит просветление.
Позже, когда я серьезно займусь проблемой пьянства, я узнаю, что наш
организм с большим трудом выводит продукты алкоголя. В клетках же мозга они
держатся около 20 дней. Значит, если вы пьете хотя бы раз в месяц, вы почти
все время находитесь под воздействием спиртного. Ну, ладно, если вы плотник,
штукатур или сантехник; у вас будут подрагивать руки, но гайку вы все же
прикрутите. Иное дело, если вы конструктор и вам надо изобретать новую
машину, или вы писатель и создаете образ какой-нибудь чувствительной
барышни, - тут включаются в работу высшие разделы мозга, центры, ведающие
творчеством. Но, как я потом узнал из книг академика Углова, именно эта
тонкая материя в нашем сознании и поражается в первую очередь алкоголем. Но
книг Углова я тогда не читал и во всем полагался на свой житейский опыт. Я в
тот день рано поднялся из-за стола и отправился в мастерскую, где,
уподобляясь Леониду Леонову, строгал, пилил и мастерил нужные для дома
предметы. Только если Леонид Максимович делал шкафы, которые могли
соревноваться с дворцовыми, то я ладил полочки, подставки для свеч, да и то
замечу без ложного кокетства, предпочитал помалкивать об авторстве своих
поделок. Тут уместно будет вспомнить, как Иван Михайлович, гуляя по лесу.
каждый раз на высохших деревьях находил замысловатые сучья и затем искусно
выделывал из них трость или посох, да так, что ручка поразительно напоминала
то голову барана, то клюв хищной птицы, а то и целую группу животных. Он эти
палки полировал, покрывал лаком, а потом дарил посетившему его приятелю.
Строгал и пилил я долго, до самого обеда, и, к радости своей, стал
ощущать прилив сил, зовущих меня к письменному столу. "Ага! - думал я со все
возраставшей радостью, - отступает Зеленый змий, или Джон Ячменное зерно, -
как называл алкоголь всю жизнь страдавший от него Джек Лондон. - Не так уж и
велика твоя сила. А в следующий раз я выпью совсем малую дозу, - ну, две,
три рюмки, да и то буду пить не до дна, а этак... изящно и культурно, как
пьют дипломаты".
Мне почему-то всегда казалось, что именно так и пьют дипломаты -
изящно, культурно. Сделает глоточек, другой - откинется на спинку кресла и
думает как бы объегорить сидящего рядом коллегу из вражеского стана.
Стал замечать кружащихся над головой пчел. В чем дело? Я держал два
улья. в мастерскую пчелы не залетали. Вышел в сад и увидел комическую сцену:
по усадьбе бегает поэт Владимир Фирсов и отмахивается от пчел. Я побежал к
веранде дома, увлекая за собой поэта. Тут веником отогнал от него пчел и
спросил:
- Ты к ульям, что ли, подходил?
- Ну да, хотел посмотреть, как они живут, шельмы. А они, как собаки,
кинулись на меня.
Изо рта Фирсова шел густой сивушный запах.
- Пчелы пьяных не любят.
- Какой же я пьяный? - вскинулся поэт и громыхнул тяжелым посохом, -
кстати, подаренным Шевцовым.
- Для них и рюмки достаточно, - старался я смягчить грубоватую