"Дикая роза" - читать интересную книгу автора (Миллз Анита)

8

Прошло целых два дня, прежде чем у Хэпа перестала раскалываться голова с похмелья. Больше всего его мучило сознание, что он выставил себя таким идиотом перед Энни Брайс и Спренгерами. Он помнил почти все, что тогда сказал, во всяком случае, то, что пообещал отвезти миссис Брайс в Техас. Даже не пообещал, а настоял на этом. И не просто в Техас, а до самого дома, в Сан-Сабу. А от Сан-Сабы, между тем, черт знает как далеко до Ибарры.

Но погода оставалась все такой же мягкой и теплой, даже слишком теплой для конца ноября, и с той поры, как двенадцать дней назад прекратил дуть «северянин», ни разу не было ни снега, ни дождя. И раз уж он собрался ехать, то лучше отправляться как можно скорее. Даже в сухую погоду путешествовать по этим дорогам непросто, а в дождливую они становятся попросту непролазными.

В среду он оседлал своего верного Реда и проехал в сторону резервации примерно с милю, чтобы взглянуть перед отъездом на дорогу. К тому же он хотел проверить, сможет ли в случае необходимости ехать верхом. Убедившись, что сможет, он по возвращении сообщил Энни, что они трогаются в путь следующим же утром на рассвете.

На дворе было холодно и темно. Несмотря на утренний час – была половина шестого – на небе все еще сияла луна. Хэп успел позаботиться обо всем – две пары волов уже стояли в упряжке, кузов фургона был обтянут брезентом, а его верный Ред и купленный накануне мул привязаны к железным кольцам в задней части повозки. Хэп спрятал под сиденье винтовку «генри», взобрался на место возницы и направил волов к дому Спренгеров. Он понимал, что заявится рановато, и поэтому не слишком надеялся, что Энни Брайс успеет хотя бы проснуться к его появлению. Что ж, зато он сможет выпить чашечку кофе, пока будет ждать. Осторожно спустившись с сиденья, он подошел к крыльцу и поднял было руку, чтобы постучать в дверь, как вдруг услышал, что на задок повозки упало что-то тяжелое. Выхватив кольт, он стремительно повернулся.

– А, это вы. Извините.

– Во всяком случае, с руками у тебя все в порядке, – иронически заметил доктор Спренгер. – Неплохая реакция, Хэп.

– Не стану спорить, – и Хэп возвратил свой старый армейский револьвер в кобуру.

– Хотя нервишки у тебя пошаливают.

– Учтите, мне тридцать семь, а я до сих пор жив.

– И то правда. Ваш брат рейнджер редко доживает до твоих лет, – пробормотал Спренгер.

– Да, таких немного.

– Тогда считай, что тебе еще повезло.

– Я так не думаю. Знал бы я, во что превратит меня пуля того чертова команчеро, так сказал бы Риосу посадить его на муравейник и привязать к вбитому в землю колу. А я вместо этого просто шлепнул его.

– Ты ожесточился, Хэп.

– А чего еще ждать от человека, который выбыл из строя, док?

– Если ты о своей ноге, то я не спешил бы с выводами. Если ты будешь щадить ногу и дашь ей время зажить, то и хромать почти перестанешь. А в дальнейшем она и ныть перестанет – ну разве что только к перемене погоды.

– Хорошенькое утешение, док.

– А ты что хотел услышать?

– Как минимум – что я снова смогу сесть в седло.

– Это работа для молодых, Хэп. Нельзя же до конца жизни гоняться за преступниками по всему Югу от Техаса до Нью-Мексико. Ты и так поймал их больше, чем любой другой рейнджер. Пора подальше спрятать свои револьверы и ружья и немного остепениться.

– Миссис Брайс уже готова? – спросил нетерпеливо Хэп.

– Уложилась еще вечером. Небось раньше не приходилось путешествовать с женщиной?

– Никогда.

– В таком случае тебе предстоит узнать много чего нового. Ну хорошо, заходи. Кора сварит тебе хоть пару яиц. – Майор прошел мимо Хэпа к дому и открыл дверь. – Скажу, чтобы поставила еще один прибор.

– Достаточно кофе.

Вскоре он стоял в дверях кухни и пил кофе из маленькой фарфоровой чашки, а Кора в это время поджаривала толстые куски соленой свинины. Когда он поставил на стол чашку, она вручила ему два свертка.

– Будет чем заполнить желудок, – сказала она ему. – Раз садиться за стол вам некогда, значит, позавтракаете в пути. Два бутерброда для вас, два для Энни.

– Спасибо.

– Я готова, – провозгласила Энни, появившись в дверях.

– Неужели это и все, что вы с собой берете? – удивился Хэп, увидев ее саквояж.

– Но больше у меня ничего нет, – пробормотала она.

– Ладно, несите бутерброды, а я возьму вашу сумку. Не женское это дело – таскаться с вещами.

Выйдя на крыльцо, Энни стала прощаться со Спренгерами.

– Вы были ко мне так добры, – с чувством проговорила она, и глаза ее затуманились от слез. – Я вам обязана на всю жизнь.

– Вздор, – ответила Кора, обняла ее и, чмокнув в щеку, отступила назад. – При первой же возможности приезжайте к нам. Вас всегда будет ждать ваша комната.

– Обязательно. Огромное спасибо.

– И напишите, когда доберетесь домой. Мы с Уиллом хотим знать, что с вами все в порядке.

– Напишу.

– Что ж, я надеюсь, все у вас сложится лучшим образом, дорогая моя. Прощайте, и да благословит вас бог.

– Спасибо. Я никогда не забуду вас обоих! – воскликнула Энни.

– Берегите себя, – сказал майор, крепко пожав ей руку.

Энни попыталась улыбнуться, но у нее только беспомощно искривились губы, и, боясь не выдержать и расплакаться, она в последний раз проговорила: «Прощайте!» и поспешно сбежала с крыльца.

Хэп взял ее под локоть, подсадил и протянул ей поводья:

– Подержите, пока я буду заходить с другой стороны.

Теперь настала очередь Хэпа прощаться, а он никогда этого не умел.

– Спасибо за все, док. Ну а письма писать я не большой мастак.

– Я тоже. Прошу тебя, Хэп, – заботься как следует о миссис Брайс – и тогда можешь считать, что мы с тобой квиты. И еще, если будешь в состоянии самостоятельно передвигаться, когда приедешь в Ричардсон, скажешь всем, что это я поставил тебя на ноги. Если же нога выйдет из строя, не признавайся, кто это сделал.

– Хотите, чтобы я прославлял ваше имя? – улыбнулся Хэп.

– Во всяком случае, не хочу, чтобы его поносили. – Уилл протянул Хэпу руку. – Шутки шутками, а ты все-таки иногда слезай со своей колымаги и разминай ногу. Понял?

– Ладно.

Хэп крепко стиснул руку майора, подержал, а затем отпустил ее. Подойдя к волам, он еще раз проверил упряжь, а затем взобрался на сиденье рядом с Энни и взял у нее поводья.

– Что ж, поехали. Ночевать будете уже в Техасе.

– Хорошо бы.

Она поплотнее закуталась в теплый просторный плащ и спрятала в его складках руки. Повозка заскрипела и покатилась, постепенно набирая скорость. Стало слышно, как сзади хлопает на ветру брезент. Как здорово: она едет домой!

Глядя вслед удаляющемуся фургону, Уилл Спренгер обнял жену за плечи и сказал:

– Все будет хорошо, вот увидишь. Хэп доставит ее на место в целости и сохранности.

– Я знаю.

– Она просто не могла оставаться дольше, Кора.

– Да, я понимаю, но, боже, как нелегко ей придется! – хрипловато произнесла она. – Мы-то с тобой прекрасно знаем, что ей никогда не найти свою девочку.

Она мягко отстранилась от него и вошла в дом, оставив его стоять на крыльце.

Крепко держась за сиденье и глядя на неровные очертания гор на западе, Энни благодарила бога, что им хоть не надо ехать через них. Эта местность на территории резервации, по которой пролегал их путь, была совершенно плоской и шла под уклон, но от этого было не легче. Высохшие выбоины, оставленные продовольственными обозами, делали дорогу почти непроезжей. Чтобы не нырять из ухаба в ухаб, Хэп съехал с дороги на обочину. Но это ненамного улучшило положение. Очищая проезжую часть дороги, солдаты оставили по обе стороны от нее несметное количество коряг, и каждый раз, когда колеса наезжали на какую-нибудь из них, повозку сильно подбрасывало.

– Как вы там? – спросил Хэп после особенно немилосердного толчка.

– Нормально, – солгала Энни. – Держусь обеими руками.

– Уж старайтесь. Такое ощущение, будто все кости колотятся друг о друга, а ведь на моих-то побольше мяса, чем на ваших.

– Интересно, вы когда-нибудь ездили в индейском седле?

– Не приходилось. А что, в нем чувствуешь себя не лучше?

– Они ведь ничем не подбиты и сделаны из дерева и кости.

– Знаю – навидался, слава богу. Вам холодно?

– Нет. – Сидеть на жестком деревянном сиденье было невыносимо, и она в который уже раз поменяла положение тела. – Как вы думаете, сколько еще ехать?

– До форта Ричардсон?

– Да.

– Во всяком случае, дольше, чем верхом. На своем Реде я преодолевал это расстояние за двадцать четыре – двадцать пять часов, если, конечно, не останавливался на ночевку.

– Ну, путешествовать без ночлега очень тяжело. По себе знаю: команчи делали это часто.

– Не стану спорить. Обычно такое бывало тогда, когда мне нужно было спешить. Я или гнался за кем-нибудь, или вез ордер на арест, чтобы успеть придать делу законность еще до того, как поднимут вой эти чертовы адвокаты. У меня были двое-трое малых, которым преследовать преступника было куда проще, чем следовать букве закона.

– Вроде Клея Макалестера? Кажется, я кое-что читала о его подвигах в этом роде.

– Он был лишь одним из них. На мексиканца я тоже мог положиться – это тот парень, который помогал мне хоронить вашего мужа. Но ни тот, ни другой, задержав кого-нибудь или убив при задержании, никогда не удосуживались телеграфировать насчет ордера на арест.

– Вам, должно быть, жизнь рейнджера была по душе, – заметила она. – Ведь вы отдали этому столько лет.

– Целых шестнадцать – я поступил туда восемнадцатилетним. Три года, проведенные на войне, не в счет.

– Но вы не выглядите на столько.

– И тем не менее мне тридцать семь.

– Все равно это не так много. Мне самой уже тридцать.

– Вот вам действительно столько не дашь. Если бы вы распустили волосы, вы бы казались совсем девчонкой, особенно по сравнению со мной.

– Очень любезно с вашей стороны, но я уже далеко не девчонка. Скажите, ведь вам, наверно, этого не хватает – я имею в виду работы рейнджера?

– Еще как. Странное дело, но человек не понимает, чего хочет, и не ценит того, что имеет, пока не утратит этого. Но тогда уже слишком поздно, – проговорил он задумчиво. – Когда-то я мечтал иметь свой клочок земли, разводить там всякую живность и выращивать все, что может родить земля.

– Теперь у вас есть для этого время, зато пропало желание – вы это хотите сказать? – спросила она. – Да-а, не так-то просто понять, чего хочешь, пока этого не получишь.

– Это точно. А вот теперь я мечтаю лежать под звездами в пустыне, прислушиваться к ночным звукам и гадать, далеко ли еще от меня тот, кого я в данный момент преследую, и кто это там завывает – то ли койоты, как мне показалось сначала, то ли чертовы команчи. Мне, наверно, угодить невозможно, я и сам себя не могу понять. Как вы считаете?

– Не знаю. Мне лично всегда хотелось иметь прочные корни, какую-то надежную опору в жизни. Я никогда не искала приключений, упаси бог. Все мои устремления были сосредоточены на Итане, детях и ферме. Я считала все это само собой разумеющимся и даже мысли не допускала, что может быть иначе.

– Но так оно и должно быть. Просто люди вроде меня сделаны из другого теста. Я, скажем, так и не смог найти себе пристанища. Мне всегда казалось, что рано или поздно я должен осесть и остепениться, но так и не собрался. А теперь я для этого слишком стар, да и не смогу уже изменить свои привычки.

– Но ведь у вас должны быть мечты, капитан. Если человек не мечтает, он не живет.

– Не знаю даже, что вам сказать. Иногда мне кажется, что мечты – это попросту несбыточные надежды, – задумчиво произнес он, – то есть человек мечтает только о том, чего никогда произойти не может.

– Зачем же так: пока человек жив, у него все может сбыться, – рассудительно возразила она. – И он всегда должен в это верить. Я, например, верю, что снова увижу Сюзанну – более того, я в этом убеждена, капитан.

У него было столь же твердое убеждение, что она ее никогда не увидит, но он больше не решался говорить ей об этом. Ведь надежда найти свою дочь – это все, что оставалось у нее в жизни. Со временем она будет вынуждена смириться с реальностью и найдет, ради чего стоит дальше жить… В этот момент он вдруг поймал себя на мысли, что сам-то он никак не может смириться с переменами в своей жизни.

– А я всегда был уверен, что к этому возрасту у меня будет жена, пара детишек, дом, наполненный всякими пустяками, с помощью которых женщины умеют создать в нем уют, – нарядными стегаными одеялами, вышитыми салфетками, цветами и тому подобным. Ну а теперь я твердо уверен, что этому никогда не бывать.

– Но почему?

– Если бы мне суждено было стать чьим-то мужем, я бы давно встретил эту женщину.

– А вы ее хоть искали? – Она тут же осеклась, понимая, что проявляет излишнее любопытство: – Извините, ради бога. Меня это не должно касаться.

– В общем-то я время от времени посматривал вокруг себя, но почему-то мой взгляд всегда останавливался на женщинах, которые не замечали меня. – Он подумал об Аманде, и, как всегда в этих случаях, у него сжалось сердце. – Может, я слишком высоко метил? Меня всегда привлекали красивые женщины, зато их мало привлекал такой бродяга, как я.

Ловя себя на мысли, что слишком разоткровенничался, он, стараясь скрыть свое смущение, наклонился вперед и тряхнул поводьями, а затем сказал, снова переводя разговор на Энни:

– Но вы, пусть и ненадолго, все-таки сумели найти того самого человека.

– Да, но совсем ненадолго. Мы были вместе всего лишь пять лет, капитан, пять коротких лет!

– Пять лет могут значить многое в жизни человека.

– Так у нас и было. Мне доставляла счастье каждая прожитая минута. У меня были Итан, дети, дом, ферма. Я могла испытывать радость просто оттого, что шла по борозде и видела первые побеги кукурузы. И в эти моменты я думала: именно для такой жизни и предназначил господь человека, для этого он и дал ему землю.

Хэп некоторое время молча смотрел на высящиеся на западе горы, а затем продолжил:

– Рейнджеры – особая порода людей. У большинства из тех, кого я знаю, есть эта постоянная потребность ходить над пропастью и, глядя вниз, пытаться определить, насколько близко им удастся подойти к самому краю, не свалившись вниз.

– Короче говоря, для них вся прелесть – в опасности, – прозаически подытожила она.

– Совершенно верно.

– Что ж, если вы без этого не можете, то вам, наверно, стоит дождаться, когда окончательно заживет нога, и снова податься в рейнджеры.

– Не получится. Я, можно сказать, сжег за собой мосты, когда уходил оттуда.

Хэп не стал вдаваться в дальнейшие подробности. Чтобы сменить тему разговора, он повернулся к ней и сказал:

– Мы доберемся до вашей фермы к середине декабря, не позднее двадцатого числа. Я помогу вам устроиться, нарублю дров, возможно, отвезу в город за продуктами. Словом, прослежу за тем, чтобы у вас было все, что нужно на зиму, ну а потом поеду дальше. Надеюсь, вы сыграете мне на пианино парочку рождественских песенок на прощание?

Энни думала о Рождестве без особого энтузиазма. Ей придется провести его в пустом доме среди вещей, которые будут напоминать ей об Итане и детях. Взять то же пианино, которое он купил ей в Остине. И, несмотря на все свое стремление оказаться дома, ей стало не по себе от такой перспективы.

– Что ж, попытаюсь сыграть, – пообещала она. – Хотя музыкант из меня никудышный, да и пианино, наверно, расстроено – ведь прошло столько лет.

– Все равно мне медведь на ухо наступил, – признался он. – Просто хотелось услышать эти слова вместе с музыкой.

– У вас будет так мало времени, чтобы добраться до Ибарры. Думаете, успеете до праздников?

– Нет, конечно. Но это не так уж и важно – мне не раз приходилось оказываться в это время в пути. В общем-то я, пожалуй, чаще проводил Рождество в седле, чем за обеденным столом. У большинства ребят были семьи, вот я и отдувался за них. – Он пожал плечами. – Для меня эти вещи не так уж много значат – по крайней мере, с тех пор, как умерла мама.

– Но разве вам не хотелось бы оказаться в этот день в Ибарре? – поинтересовалась она. – Все-таки там будет Клей Макалестер.

В его воображении снова возникло лицо Аманды, и его пронзило чувство острого сожаления. До того, как она вышла замуж за Клея, он лелеял на ее счет кое-какие надежды и вел себя как последний идиот. Да, конечно, он их обоих любит, но особым желанием увидеть их вместе на Рождество не пылает.

– Для меня такие вещи не имеют большого значения, – упрямо повторил он.

– Неужели у вас нет никого из семьи?

– Нет. Один только Клей. Но теперь у него есть жена, и она ждет ребенка. Они были бы мне рады, в этом нет никакого сомнения, однако я чувствую себя там как-то неловко. Поймите меня правильно, она чудесная женщина, и ему можно только позавидовать, но теперь у них большой дом, полный всяких шикарных вещей, словом, все изменилось.

Внезапно одно из передних колес на что-то наткнулось, повозка резко накренилась, и Энни швырнуло на Хэпа. Он подхватил ее и, напрягаясь всем своим телом, поддерживал, не давая упасть. Повозку так сильно бросило в сторону, что она провалилась в глубокую рытвину, с оглушительным треском и скрежетом грохнувшись на оси колес. В первую секунду Энни подумала, что фургон развалился на части, но колеса выкатились из рытвины, и волы как ни в чем не бывало потащились дальше.

– С вами все в порядке?

– Что это было? – дрожащим голосом спросила она, стараясь высвободиться из кольца его рук.

– Не знаю – должно быть, камень или пенек. – Сняв с ее плеч руку, он снова взялся за поводья. – Мне не мешало бы лучше смотреть, куда я еду.

– Но я тоже ничего не заметила.

Теперь, когда все его внимание сосредоточилось на дороге, между ними воцарилось молчание, и Энни была предоставлена своим мыслям. Сила, чувствовавшаяся в державших ее руках, и упругая мускулистость его поджарого тела поразили ее. Видя, каких мучений стоит ему каждый шаг, и зная, насколько серьезно он был совсем недавно болен, она и подозревать не могла, что он может оказаться настолько физически сильным. Но это действительно было так, и если бы он не поймал и не удержал ее, она бы очутилась на земле. Поудобнее усевшись, она потерла руку в том месте, в которое только что впились его пальцы. Теперь ей обеспечен синяк. Энни хорошо это знала, потому что Ветвистый Дуб много их оставил на ее теле.

Она попыталась отогнать от себя эти мрачные мысли, стараясь думать о чем-нибудь другом, например, о горах, на которые в этот момент был устремлен ее взгляд; она говорила себе: до чего же они красивы, и спрашивала себя – а как, интересно, они называются? И как раз в тот момент, когда она собралась задать этот вопрос вслух, внезапно заговорил он:

– Знаете, было бы гораздо проще, если б вы называли меня просто Хэпом. Меня все так называют, а ведь нам с вами предстоит провести в этой повозке еще столько времени. Какой же смысл произносить столько лишних слов?

– Но это звучит слишком фамильярно, я бы даже сказала развязно в устах едва с вами знакомой женщины.

– Неужели более фамильярно и развязно, чем если б я стал называть вас Энни?

– Пожалуй, нет.

– Кроме того, мне кажется, мы с вами успеем стать друзьями, пока доберемся до места. В ином случае путешествие покажется нам чертовски долгим.

Для него было полной неожиданностью, что он найдет в ней такую приятную собеседницу. Если дело пойдет так и дальше, то они, пожалуй, проболтают весь путь до Сан-Сабы.