"Формула Бельмондо" - читать интересную книгу автора (Щеглов Дмитрий)

Глава 5 Гусыня

Дом Гуся, добротный, кирпичный, двухэтажный, видимо был недавно построен. Он находился в той части, где москвичи построили себе отдельный элитный поселок, за забором, с охраной на въезде. Двор был обнесен, второсортной вагонкой, покрашенной в желтый цвет.

– Как дурдом! Ну и вкусы у людей! – сказал Данила и постучал в калитку.

Никто не отозвался. Тогда мой дружок заложил в рот два пальца и пронзительно свистнул. У меня аж заложило в ушах. Во дворе забрехала собака. В доме хлопнула входная дверь. С резного крыльца стала спускается статная хозяйка. Она отперла калитку и уперлась взглядом в скомороха. На голове остроконечный колпак с бубенчиком на конце, красная рубаха подпоясана веревкой, на ногах лапти из бересты.

– Вы к кому?

Скоморох на руках прокрутил колесо и запел:

– Я Данила скоморох, ох, чох, видит бох, исчесался весь от блох. Забежал я на минутку, к вам на сольную раскрутку. Не взыщите и не лайте, а с поклоном привечайте. А погоните взашей, напущу на вас я вшей. Ах, хозяйка молодая, ты стройна как лебедь птица, дай к тебе во двор заглянуть, из руки твоей напиться.

– Ты откуда такой?

Хозяйка с изумлением разглядывала Данилу.

– Я Данила скоморох, во сне стою, один – трех. Где я был, меня там нет, а сейчас где – не секрет.

– Ты наверно к моему Грише?

– Ой, прошу вас, тише, тише! Вдруг услышит кот на крыше.

– Ну, хватит паясничать! – вдруг строго заявила хозяйка, – говори, зачем пришел. Мужа дома нет, и не знаю, когда будет. И сама я сегодня уезжаю в Москву. Повезло тебе, что ты хоть меня застал. А вообще, молодой человек я тебе скажу, что вы артисты, у меня во где сидите. – Она провела ребром ладони по горлу. – Где он только вас находит, таких отвязанных? Одни неприятности от вас.

А Данила будто и не видел камня брошенного в его огород и продолжал дальше балагурить. Да так это складно у него получалось.

– Я Данила, во мне сила, если врежу кому в ухо, это ухо будет глухо. Я в обиду вас не дам, обещаю вам мадам.

Хозяйка продолжая удивляться.

– Ну, ты и мастак языком чесать, где только навострил его?

– Об забор язык точу, наточу и помолчу. Как устанет он лежать, так пойдет опять чесать.

Хозяйка поняла, что от такого настырного все равно не отобьешься и напрямую спросила:

– Ты хочешь, в его «Талант-Раскрутку» попасть? Но мужа нет дома.

Данила согласно кивнул головой и пропел.

– Попытка не пытка, а спрос не беда, где вашего мужа искать мне тогда?

– Слушай, ты человеческим языком можешь разговаривать? – возмутилась хозяйка. Данила отрицательно покачал головой.

– Язык мой от жажды уже пересох, сочувствует даже мне ваш Кабы-сдох. Впустите в калитку меня и друзей, неужто боитесь вы малых детей?

Хозяйка полжала плечами.

– Никого я не боюсь. Проходите, только не натопчите мне грязными ногами в доме. Я только помыла пол.

Данила первым прошмыгнул в калитку.

– Я рад это слышать, надеюсь, что нас, пирожным иль тортом попотчуют счас.

Идя за нами, хозяйка продолжала сварливо выговаривать:

– Ну, и нахал же ты братец скоморох, начал со стакана воды, а закончил тортом. Чей ты будешь, и откуда родом?

Довольный Данила церемонно поклонился.

– Род мой старинный, издревле идет, Кащеями нас, прозывает народ.

И вдруг случилось неожиданное. Никто из нас этого не ожидал. Хозяйка дома вдруг речитативом проговорила:

– Любезный, на тощего ты не похож, кроили те рожу из нескольких рож! Ой, гляньте! – удивленно воскликнула она, – Сподобилась я тоже. Скоморох, что ты со мной сделал? Я тоже в рифму сказала. Это ж надо? Вот не знала за собой таких талантов. Кому расскажешь, не поверят. Как я сказала?

Настя поспешно подсказала:

– Любезный на тощего ты не похож, одна твоя рожа, вширь больше трех рож!

А я добил своего дружка:

– Нет! Нет! Вы, кажется, так сказали: «Однако, на тощего он не похож, сначала на три, его рожу помножь».

Рассмеялись. Незлобивый смех располагает к общению. Хозяйка доброжелательно улыбнулась.

А Данила зло зыркнул на меня возмущенными глазами. Не ожидал он от меня такой подлянки. О…о! Какой бальзам растекся у меня по душе. Уел я его при Насте. А то корчит из себя непризнанного гения. Гений он в другом, располагать к себе незнакомых людей. Ну, скажите честно, где вот так вдруг, незнакомого, с улицы, приглашают сразу за стол? Да нигде и никого! А он везде желанный гость и уже распоряжается за столом как у себя дома.

– Вас как величать? – спросил он хозяйку, помогая застелить скатерть. Та ответила:

– Я Вера Петровна, по мужу Гусь. Гусыней меня за глаза величают. Если еще когда придете, так и спрашивайте соседей, Гусыня дома? Я уже привыкла. Вы что будете, чай или кофе?

– Предпочитаю чай со сливками или с молоком, Вера Петровна! – сказал Данила.

Наши с Настей вкусы для хозяйки оказались неинтересными. На столе появились печенье и конфеты. Торта не было. Когда чай был разлит по чашкам, хозяйка удовлетворила свое любопытство, попросив нас коротко рассказать о себе. Данила вызвался быть нашим представителем. Господи, чего он только не наплел, что умеет; и жонглировать, и укрощать змей, и дудеть в дуду, и бить в бубен, и частушки складывать на ходу. Легко и незаметно он подвел разговор к тому, что у него соседка знаменитая в округе певичка Фаина Капель. Это ее сценический псевдоним. А за глаза все называют ее Бандерша. Может слышали про такую?

– Как же, слышала! – с непонятным подтекстом заявила Гусыня.

А Данила продолжал заливаться соловьем. Мол, эта Капель использует его как автора текстов и музыки, а он хочет самостоятельности. Врал мой дружок вдохновенно. Уход за страусом он поднял на творческую высоту. У хозяйки сползла с лица приветливая улыбка.

– Значит ее за глаза Бандершей называют? – неожиданно спросила она.

– Когда дом строила, рабочие ее так называли! – ответил Данила. – А поет она под другим именем и фамилией, Фаина Капель ее концертное имя. Вот, – он достал из кармана миниатюрный календарик. – Раздарила всем соседям. Могу вам оставить на память.

Вера Павловна, как от змеи отдернула руку от календаря.

– У меня этих календарей… Кладовка ими доверху забита.

Данила многозначительно посмотрел на Настю. Та едва заметно кивнула головой, мол, поняла.

– Да! – задумчиво сказала Вера Паввловна, – взялся мой Гусь по доброте душевной ей помочь, раскрутить ее, а она его сама раскрутила.

Хозяйка встала и принесла альбом с фотографиями. Затем достала оттуда фотографию мужчины лет сорока и, показав ее Даниле, спросила:

– Этот мужчина часто бывает у нее?

Данила бросил мимолетный взгляд на портрет и отрицательно покачал головой.

– Никогда не видел. Я ее гостей всех знаю. Этот мужик серьезный, а у нее бывают в основном, ну как бы, поточнее сказать, пижонистые. То летом, когда дышать нечем, они в армейских сапогах, то на голове гребень, или машина дорогая, а штаны и сорочка рванье. Нет, вашего, не видел.

– Ну, хорошо, поверю тебе! – с облегчением вздохнула хозяйка дома.

– А мне нет резона врать. – независимо подал плечами Данила. – Капель сама мне задолжала огромную сумму и не отдает.

– Не скоро она тебе ее вернет.

– А что же мне делать? – потерянным голосом спросил Данила.

В это время зазвонил телефон. Хозяйка не успела ответить Даниле, зато весь ее разговор с мужем мы слышали собственными ушами.

– Ты скоро приедешь? – спросили хозяйку.

– Убралась уже. Чай пью. Скоро выеду. Тут к тебе ребята зашли, на кастинг в вашу фирму хотят попасть.

– Какие ребята?

– Скоморохи!

– Мы таких не просматриваем, гони их в шею.

– Но они очень талантливые. Особенно один, так и шпарит скороговорками, на любую тему. Он кстати, сосед твоей, этой Капель. Кстати знаешь, как ее за глаза называют?

– Она такая же твоя, как и моя.

– Но ты же ей протежировал.

– Прикажешь теперь из-за этого мне повеситься? Ты лучше спроси их, когда они ее в последний раз видели? Куда она подевалась? Пусть спросят от меня, что делает она там на периферии? Я тут всех знакомых на телевидении поднял.

– Ой, только мне не надо…

Вера Петровна спросила Данилу, когда он видел последний раз соседку Фаину Капель.

– Неделю назад была. – ответил он, – Шашлыки пожарили, страуса мне оставила вместо денег и укатила. А куда, не знаю. Она никогда не говорит, где гастролирует. В голосе моего приятеля появились жалобные нотки, – Спросите Григория Богдановича, он страуса у меня не купит?

– Тебе страуса этой мамзели предлагают ребята купить. Не хочешь? Она с соседями страусом рассчиталась. А где сейчас обретается, говорят, не знают. Ты то там что-нибудь предпринимаешь? Делай что-нибудь с этой Капель. Да раскрути ты ее!

– Думаешь, это так легко? Делаю я. Все делаю параллельно. И то и это. Не волнуйся, время работает на нас. Не получится на телевидении, раздену ее догола. Никуда не денется. Пока! Жду!

– До встречи!

Разговор закончился. Вера Павловна положила телефонную трубку и повернулась к нам.

– Мой супруг сказал, что на кастинг, ваш репертуар не подходит. Так, что извините, ничем помочь не сможем. Мне ехать пора.

Попрощавшись мы вышли на улицу. Как же горды были Настя с Данилой. Весь разговор вписывался в их формулу артистического счастья.

– Нет, ты слышал, он ее раскручивать будет. – басил Данила.

– Ага! А кто первый узнал, что этот Гусь в фирме «Талант-Раскрутка» работает? – заходясь в восторге от собственной значимости, подпевала ему Настя.

– Ну, ты!

– Вот Данила, первое подтверждение, что мы на верном пути.

Мне надоело слушать их хвастливые восклицания, и я им сказал, что они не то обсуждают.

– Ты вечный оппозиционер! – недовольно заявила Настя. Конечно, я прервал струю слащавой лести, в которой она с утра купалась, как в горном водопаде.

– А что мы должны обсуждать? – с вызовом спросил Данила. Он, глупый думает, что его коалиция с Настей будет вечной. Чудак человек. Как только он ей надоест, она заведет показную дружбу со мной. Я даже подозреваю, что на подсознательном уровне, она в пику мне вдруг воспылала такой страстью к талантам моего дружка. А всех талантов и нескрываемых интересов у него, это большая поварешка. О чем бы он ни говорил, что бы ни советовал, в итоге все равно свернет на едальную тему. Прав я оказался. Данила начал ощипывать Гусыню:

– Там и обсуждать собственно говоря нечего было. Сушки и печенье выставила на стол Гусиха. Поленилась в погреб слазить. Небось там окорока с потолка свисают. Разве так гостей встречают радушные хозяева.

Ну, что я говорил? Чем он свой вопрос закончил? Настя даже поморщилась. Она предложила мне сформулировать поточнее свои сомнения.

– Мы, должны подумать, вот о чем, – сказал я, и ввернул заковыристое словечко, – Подвергнуть твою соседку остракизму, или занять выжидательную, примиренческую позицию по отношению к Капель. Вспомните, как этот Гусь по телефону сказал жене: не получится на телевидении, он разденет ее догола. А что, значит, разденет догола?

Только я хотел с ними поделиться высокими мыслями на эту скользкую тему, ибо сообразил, что имел в виду Г.Б. Гусь, как они стремительно бросились на эту, подброшенную мной, словесную кость. Мужлан Данила вот что предположил:

– Если она, не раскрутится, и не будет приносить ему доход, – заявил он, – то тогда он натуральным продуктом возьмет с нее. Вот что означает, раздену догола! – и такая скабрезная улыбка появилась на лице моего приятеля, что Настя презрительно воскликнула:

– Фи! Какая мерзость обычно вылетает у тебя изо рта Данила.

Тот стоял на своем:

– А что? Может быть этот Г.Б. Гусь вместе с женой сексуальные террористы. Она ведь согласилась с ним, ничего в ответ не сказала. Против, не была, чтобы он ее раздел. Макс правильно говорит, придется думать, чью сторону занять. Надо или плюнуть на собственные обиды, и сказать Капель, что с ней собираются сделать, или наоборот, как только она снова появится у себя в доме, пойти и сдать ее этому Гусю, а самому взять бинокль. – Данила расхохотался, – Во, Макс и кино-порнуху после полуночи не надо будет смотреть.

– Ты понимаешь, хоть что несешь? – возмутилась Настя. Мой дружок был непробиваем.

– А что? Она мне должна. Деньги не возвращает, а я ее еще должен с берданкой охранять от народного гнева? Гусь место ей на телевидении пробивает, а она по ресторанам концерты дает. Где это видано, старый осел, молодого везет? Я ее Гусю сдам, как только она приедет. Минуты не задумаюсь. В тот же час приду и скажу, Капель приехала. Пусть он ее где хочет, хоть в сортире мочит. Я определился. Я ее враг. А враг моего врага, мой друг. Значит Гусь мой друг. – и Данила как римский патриций ударил себя кулаком в грудь. – Я сказал!

Господи только театральных жестов нам не хватало. Он сказал. Чушь он сказал. Вразумительное что-нибудь он может сказать? Бред сивой кобылы его мысли. А тут еще Настя пошла на меня в атаку:

– И ты с ним Макс полезешь на чердак, подглядывать?

Я естественно открестился от своего дружка порнушника, и сказал, что они неправильно толкуют совершенно ясные слова. Но мне не дали развить конгениальную мысль.

Данила, как застоявшийся конь заржал.

– Ты уже с одним «Ув» нас чуть до кондрашки не довел, помолчи, пожалуйста.

Слава богу, хоть Настя заняла нейтральную позицию, а то я бы обиделся, развернулся и ушел.

– Мальчики, мальчики! Ну, какие же вы глупые, – воскликнула она, – этот Гусь совсем не то имел в виду, что вы думаете. Вы меньше телевизор смотрите. Когда он говорил, что разденет ее догола, то…то…

– Ну, что, то? – взмолился Данила. – говори, разденет он догола ее или нет?

Насладившись нашим с Данилой нетерпением, Настя начала излагать женскую точку зрения на двусмысленные слова Гуся.

– Нет, конечно! Не разденет. – безапелляционно заявила она. – Представь, что он об этом «разденет», заявил своей собственной жене, а она спокойно восприняла его слова. Как это понимать?

– Они оба мазохисты! – воскликнул Данила.

– Нет! – Настя отрицательно покачала головой. – Вера Петровна вменяемая и серьезная женщина. Притом ревнивая. Вспомни Данила, как она тебе под нос совала фотографию Гуся и спрашивала, бывал ли он в гостях у Капель? Ты сказал, не бывал, и она сразу успокоилась. Поэтому, когда она согласилась, чтобы он ее раздел, она имела в виду, не физический акт бытового разложения, а акт финансового раздевания. А за то, что он принял участие в ее судьбе, и пообещал продвинуть на голубой экран, Капель должна до конца жизни на него батрачить. Хитрый договор наверно подсунул ей Гусь. Промоутеры так поступают с боксерами, с футболистами. Сунут неграмотным парням договорчик хитрый, и по нему все денежки, что те себе зарабатывают, в собственный карман кладут. Даже знаменитого Пеле обманули промоутеры. Поэтому я думаю, она и прячется от этого Гуся. Платить не хочет. А наш Гусь, слышали, как заявил? Я раздену ее догола. А жена согласна, раздевай. То есть финансово, раздевай.

Настя посмотрела Даниле прямо в глаза и сказала:

– Поэтому, я тоже определилась и занимаю сторону Капель. Я сказала!

В отличие от Данилы Настя не ударила себя в грудь кулаком, а топнула ножкой. Тоже красиво получилось. Настала моя очередь определяться.

В отличие от них обоих я не был столь категоричен в своих выводах. Мне ни Капель не нравилась, ни Гусь. Два сапога пара. Одна Данилу кинула, не заплатила, второй видно приличный давила-вымогатель, сам наехал на Капель. Да еще заявил жене, когда она сказала, что ребята пришли на кастинг, на просмотр, мол, гони их в шею. С этого я и начал выстраивать цепь своих логических построений.

– Тебя Данила, – поддел я приятеля, – этот Гусь предложил гнать в шею из своего дома. Даже морковку перед носом не повесил, никакого кастинга не пообещал ни сейчас, ни в будущем, вообще ничего не предложил. И вдруг, ты его лучший друг.

Теперь посмотрим на твою соседку, Капель. Ну, нет у нее сегодня денег, ну прокол случился из-за Гуся. Да! Не заплатила она тебе! Но пообещала рассчитаться? Пообещала. А если тебе невтерпеж, сказала, забирай гуся и порося. Извини, забирай страуса.

Итак, Данила, – с пафосом продолжил я, – подведем итог. Тот, кто в шею тебя гонит, взял тебя кто на испуг, тот твой верный, лучший друг. Это Гусь. Ну, а тот, кто хочет благ, тот тебе коварный враг. Это Капель со страусом.

Мне жалко было смотреть на своего приятеля. Он ведь бил себя в грудь, а тут ему такие неотразимые доводы. Насладившись произведенным впечатлением и растерянностью Данилы, я перешел в атаку на их позиции на основном направлении.

– Итак, посмотрим, что сказал Гусь жене, и с чем его сказанное едят? А сказал он, вспомните, что «делает и то, и сё, и делает параллельно». «А если не получится на телевидении, то он разденет ее догола». Посмотрим, как вы поняли его высказывание. А поняли вы его, как прямолинейные особи, недавно спустившиеся с деревьев, у которых по одной извилине в мозгах, да и та прямая. Ничего вы не поняли.

Ух, и круто я загнул, оба, и Настя и Данила чуть ли не скрипели зубами, но внимательно слушали меня.

– Итак, вернемся к нашим собакам, – сказал я, и обвел покровительственным взглядом своих друзей, – Гусь заявил, что он делает параллельно и то, и сё. Что спрашивается, он делает? Раздевает, а потом снова одевает ее, Бандершу? Нет. Он ее в глаза давно не видел. Значит, нету тут той порнухи, которой так хочется Даниле. А что же есть? «И то и сё», притом параллельно! То – как я понимаю, это он ее проталкивает на телевидение, а сё – он ее раздевает. Но как раздевает? Не так вульгарно, как хочется это увидеть в бинокль Даниле, но и не так, платонически, как говорит Настя. Так как же он ее раздевает, и не раздевает одновременно? Можно ли карася превратить в порося? Можно. Но для этого нужен недюжинный ум, и не Сократа, а Аристотеля. Когда Гусь говорит, что разденет ее, то он имеет в виду, что действительно разденет и обнаженной выгонит на телеэкран. Он заставит ее сниматься в порно. Или заставит сниматься в Плейбое и других журналах. И денежки потекут рекой, и жена не будет ревновать, и свое обещание он выполнит, и продвинет ее везде, куда надо и не надо, и разденет, как обещал. И волки – сыты, и овцы – целы. Так что ты Данила бесплатно ничего не увидишь, не мылься зря с биноклем. А это я сказал!

Так красиво я состыковал все углы, что и придраться не к чему было. Двое хваставших умников шли рядом со мною как оплеванные. Разве их рассуждения сравнишь с моими? Мои мысли – атланты, рядом с их пигмеями – куцыми обобщениями пустых разговоров и беспрестанных восхвалений друг друга.

Мы собрались разбежаться по сторонам, когда Данила заявил, что он остается при своем мнении. И Настя тоже оказалась упертой.

– О..о! маразм крепчает! – объявил я им на прощание.

– Пока!

– Чао!