"Карамба, или Козья морда" - читать интересную книгу автора (Щеглов Дмитрий)

Глава 6

Я думал, что у нас будет достаточно времени, чтобы проплыть еще с километр, с тем, чтобы сойти на безлюдный берег, спокойно снять икону и утопить на время или спрятать где-нибудь на берегу платиновые гантели. А пока мы плыли прямо посреди города, где берега были усеяны такими же, как мы купающимися мальчишками. Сидя на таком оригинальном сооружении, естественно мы вызывали их зависть. Чтобы разгрузиться здесь, нечего было и думать. Данила всю дорогу старался отцепить сеть, я ему помогал, но у нас ничего не получалось.

– Черт с ней, пусть висит, пригодится, – по хозяйски распорядился чужой вещью Данила.

Мы успокоились, и даже получали удовольствие от сказочного путешествия. Под нами находилась платина стоимостью, более миллиона долларов.

– Мы похожи на графа Монте-Кристо возвращающегося на собственном корабле в Марсель, – сказала Настя.

Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, есть хорошая украинская пословица. Позади нас, раздалась мощная пароходная сирена.

– Это еще, что такое? – удивились мы втроем.

За нами в хвост стоял катер какого-то «нового русского». Нашел, тоже мне путешественник мировой океан, в Киржач реке. При всем желании уступить ему дорогу, так быстро как он этого хотел, а новые русские, все нетерпеливые, мы не могли. Во-первых; отгребаться нам нечем было, во-вторых; не могли мы вытолкать плот на берег, опоры не было, дно глубоко. И катер не мог обогнуть нас сбоку, узкий фарватер не позволял. Приходилось ждать, пока нас вынесет на излучину реки и прибьет к берегу. Мы беспомощно развели руками на очередной гудок. Может быть, все и обошлось бы, да только мальчишки на берегу, засмеялись, предлагая нам взять катер на буксир.

Новый русский завелся, пытаясь оттолкнуть в сторону наш плот единственным, имеющимся у него багром. В широкополой ковбойской шляпе, в шортах, с голой волосатой грудью, на которой висела тяжелая золотая цепь с подобием креста, он изображал из себя большого босса. А с берега неслись шутки и смех. У «новых русских», плохо с юмором, избыток денег атрофирует многие человеческие чувства. Что страшного для их престижа было в словах летящих с берега, ну подзуживали немного:

– Ты, его по воздуху, по воздуху, обгони!

– Они вас, нарочно не пропускают!

– Самых честных правил дядя, поменяй ковчег, не глядя.

– Эй, ты в шляпе, странный сир, сколько платишь за буксир?

Потом мы долго выясняли, правильно ли произнес поэт самородок, слово странный, но так и не пришли к единому мнению. Кажется, тогда получился перебор. А на палубе, начались какие то приготовления. Мы уже подплывали к излучине, и нас прибивало к берегу, когда вдалеке показалась, что-то кричащая святая троица; Фитиль, Горилла и Хват. То ли Фитиль от них убегал, то ли они за нами гнались. И на катере новый русский точил на нас зуб. На палубу вышла яркая блондинка, в светлом купальнике, у большого босса, колесом выгнулась грудь.

– Случилось что-нибудь, почему стоим? – как кошка после обеда, щурясь на солнце, спросила пышная блондинка.

– Счас, узнают, какой бывает буксир, – пообещал, закомплексованный «новый русский». Как только мы пропустили катер вперед себя, он, передав управление катером блондинке, свесился с борта и под улюлюканье и смех с берега подцепил нашу камеру на огромный крюк. Сзади уже почти нас догнали Горилла с Фитилем. Хват прилично отстал. Может быть, блондинка подумала, что это бежит родня нас выручать, и ее большому боссу грозят неприятности, потому что она до пола вдавила педаль газа, мотор мощно взревел, и катер встав на дыбы как норовистый конь понесся по водной глади. Мы, едва успели ухватиться за края камеры, как нас как по кочкам понесло по воде. А большой босс упал, зацепившись на палубе за что-то ногой, и головой вниз повис за бортом. Блондинка тащила его за катером, как лодку за кораблем, постоянно макая головой в воду. Мы хоть на камере сидели. Сначала оборвалась капроновая сеть Фитиля. А жаль. Она так хорошо исполняла роль горизонтального руля. Как только она оборвалась, нас стало трепать как в штормовую погоду, подбрасывая на воздух. Когда оборвались платиновые гантели, я едва успел заметить. Сразу за бугром – осталась в памяти зарубка.

Большой босс тоже потерял свою навороченную золотую цепь, с гимнастом на кресте, и старался только повернуться лицом вверх, чтобы глотнуть воздуха.

Наконец, еще один удар, и вместе с иконой мы оказались за бортом, а камера как трофей новых флибустьеров уплыла вместе с катером.

Плавали мы все как гуси, хорошо, и тут же оказались на берегу. Сволочи, протащили нас, километров – пять, за город.

Моментального накопления первоначального капитала, как у «новых русских» не получилось, Настя сушила свой листок, Данила переворачивал как блин на сковородке, на солнце икону, а я приводил в порядок мысли. Ну и что за приобретения в итоге всех приключений? Только на одно место. Во-первых; если не сегодня, так завтра на наш след как ищейки выйдут три бандита. Хуже всего было то, что в их составе была голова Хвата, умеющая сопоставлять факты и делать из них правильные выводы. Надежды, что они прекратят поиск миллиона долларов, было ровно столько, сколько ее бывает у страуса сунувшего перед догоняющим его охотником голову в песок. Слишком сильно мы наследили за день. С идиотами – Гориллой и Фитилем, легче было бы справиться, а вот с Хватом придется разыграть многоходовую отвлекающую партию. Ничего – мне показалось, что в запасе у нас есть еще минимум два дня, пока криминальная троица возьмет правильный след. Бить, их надо было по одиночке. Я как стратег посмотрел на своих друзей. Каждый из них был занят своим делом. Ни тени сомнений в правильности выбранного пути, по которому идем не отразилось на их лицах. Большевики – подумал я. Сомнения – удел ищущих, а эти уже нашли. Правда – утопили, но акватория будущих поисков невелика, в длину всего пять километров, а это тебе не безбрежное дно океана. Мне не давала покоя мысль о наших преследователях, я отдал бы одну гантель любому из них троих, Хвату, Горилле или Фитилю, чтобы только заранее узнать, зачем они так прытко гнались за нами, что им надо было?

– Что будем делать? – решил я изучить настроения народа.

– Домой пойдем сначала, пообедаем, есть хочется, – первым откликнулся Данила.

– А икону куда денем?

– С собой понесем.

– А как? Люди могут сказать, украли, где-нибудь. Не все же на этом свете, неграмотные идиоты – Гориллы и Фитили.

– А вы меня на нее посадите, и несите как на носилках, через весь город. Пусть люди думают, что я ногу вывихнула, – предложила Настя.

Это был еще хоть какой-то вариант. Но Данила не согласился: – Ты не ногу вывихнула, а мозги у тебя с вывихом. Чтобы я тебя через весь город как шахиню, какую пер на себе, а ты лежала на Христе ногу на ногу закинув, не будет никогда, и не надейся. Ишака нашла, сейчас.

– Не бросать же ее здесь, – возразил я, имея в виду икону.

– Своими ногами дойдет, – стоял на своем Данила, – не королева.

– А когда мы платину будем поднимать? – лишенная трона, но не слова, подала голос Настя.

Вопрос остался пока без ответа, потому что из-за бугра показался Фитиль. На всякий случай мы с Данилой стали, стенкой, рядом. Но у того был помято-удрученный вид и миролюбивое настроение.

– Ребята, вы мою сеть капроновую случайно не видели? Не обронил где, ее катер? Сволочи, цепляют все подряд на крюк. И даже вам досталось, – посочувствовал он нам.

По нашей милости сегодня здорово досталось Фитилю. Я думаю, этим он искупил все старые грехи, что были у него перед нами. Тем более, мне хотелось узнать, чем закончилась грозовая разборка, если Фитиль свободно расхаживал по берегу. Я приблизительно помнил, где оборвалась сеть, это было сразу за городом. Грузила не дали бы ей никуда уплыть. Поэтому, я сделал ответный примиряющий жест, посылая от нашего стола к его столу, два литра сочувствия:

– Камеру нашу утащили, сволочи. А сеть твоя оторвалась, мы знаем, где она. Они, все такие, «новые русские», и Хват в том числе, – обобщив сказанное, я оставил за бортом нового сословия Гориллу. Фитиль принял это как должное.

Затронь, говорят у человека, волнующую его тему, и можешь до вечера слушать плач или песню песней его души. У Фитиля это была печальная тема, душа его плакала. Из горла раздался клекот, вызванный нашим участием, и он заговорил, ни в чем нас не подозревая:

– Я с утра тружусь, полезным трудом можно сказать занялся, капроновую сеть купил, рыбу как человек ловлю, деньги зарабатываю. А они шакалы, уже услыхали, приперлись, шашлыком их угощай.

– Неча, – поддакнул Данила.

– Во, я тоже самое говорю. Сами на мерседесах и джипах раскатывают, а крохоборы, как …, как…, – Фитиль долго искал, с кем ему сравнить Хвата, с Гориллой и, наконец, нашел искомое, – как я, с тобой вместе взятые, – указал он на Данилу.

– А ты Фитиль? – самым нежным и сочувственным голосом я коснулся израненной души современного кобзаря.

– Да пошли они куда! Я буду корячиться целый день, а они на халяву шашлыки жрать. Перебьются.

– Скоты, – еще раз поддакнул я, ожидая, когда Фитиль сам начнет дальше рассказывать.

Еще насмехаются, экспертизу устраивают, заставляют писать? Да я в институт поступал, в отличие от них. У меня по физкультуре всегда пятерка была, – и Фитиль украдкой кинул косой взгляд на нас, проверяя нашу реакцию, знаем ли мы, что-нибудь о записке из потерянного блокнота. Данила его вообще не слушал, Настя была занята собой, и только я из приличия поддерживал разговор. Немного успокоившись, Фитиль вновь довольный жизнью потянулся журавлиной головой к небу. Я задал ему вопрос:

– А чего вы неслись как угорелые?

Фитиль подозрительно посмотрел не меня, раздумывая, говорить ему или промолчать, но информация сама как у хорошей бабы уже слетала с его языка:

– Это не за вами, а за теми на катере они с Гориллой мчались.

– И ты?

– А я за кампанию, за сетью своей. С Гориллой легче ее отбить у катерников.

Результаты графологической экспертизы ничего не дали Хвату, понял я, и он отпустил Фитиля.

Все, что можно было узнать, мы узнали. Значит Хват не купился на блокнот, как наивно думал Данила. Записка с сумасбродным текстом «мачить исчо рана» сработала, только временно. Хват снял подозрения с Фитиля в пособничестве Горилле, иначе бы ему живым не ходить.

Я быстренько начал прикидывать варианты. Если Хват не подозревает Гориллу и Фитиля, значит должен быть кто-то третий, кто побывал в сарае, в тот небольшой промежуток времени, когда Горилла сидел на колокольне, а Хват выдавливал домкратом крышку собственного подземного хода. По времени, похитить платину, или перепрятать ее, надо было в течение нескольких минут. Кто в это время находился невдалеке от сарая? Мы и Фитиль. Если идти методом исключения и Фитиль вне подозрения, остаемся мы или еще кто-то третий. Как бы пренебрежительно ни смотрел на нас Хват, но если есть вероятность хоть в сотую долю процента, что мы замешаны в это дорогостоящее дело, он постарается исключить и ее, эту вероятность, проверив, так или иначе, нашу компанию. А все-таки они перед Фитилем, хоть и проверяли его, не раскрылись, не сказали, что ищут платину. Так несчастный и остался в неведении, думая, что Горилла с Хватом набивались на шашлыки. Мне не давала покоя другая мысль, об иконе, которую Фитиль принял за дверь, и которая осталась в цепкой памяти Хвата.

– Эта дверь на шашлык, что ты пер, наверно показалась ему подозрительной, – сказал я Фитилю.

– Ага, он еще спросил, где я, в каком огороде, ее украл? Что я, как они, «новые русские» крохобор, что ли, чтобы старух обворовывать, – отзываясь о себе как о новом Робин Гуде, Фитиль гордо, поднял, подбородок, – я же ее после вас в кустах подобрал.

– Ну, что пошли? Покажем, где твоя сеть, – предложил я Фитилю.

И в это время Настя начала хныкать:

– Мальчики, я не дойду до дома, нога совсем не ходит, не оставляйте меня одну.

Данила зло сплюнул, а Фитиль охотно предложил: – Садись на дверь, спокойно донесем. В тебе килограмм сорок, на мою сторону, двадцать, и ребятам двадцать. По десять на каждого, не развалятся. Фитиль как заправский амбал, впрягся в передок самодельных носилок, а мы с Данилой стали сзади по краям двери-иконы. Настя, охая и ахая, сев, может быть, осквернила мягким местом ту часть на иконе-носилках, где в течение нескольких веков тысячи людей касались губами.

– Пошли нам Варвара великомученица ровной дороги в Киржач град, – благословил Данила наш путь в город.

Хорошо, что у него не было с собой козлиной головы. Сделав несколько привалов по пути и подобрав по дороге капроновую сеть Фитиля, мы торжественно вошли в город. Жалко только, что подходили к нашему дому мы со стороны переулка, но какой был апофеоз нашего шествия.

Я вспомнил как года несколько лет назад, в далекой молодости, классе во втором, нас повели в консерваторию на шестую симфонию Шостаковича. Рядом со мной сидели две незнакомые девчушки из другой школы, одна из которых как шило вертелась. Когда начался концерт, одна другой сделала замечание: – Тише, – и тут же следом оскорбила, – увертюра!

– От увертюры слышу, – последовал незамедлительный ответ.

Весь концерт они просидели как притихшие мышки. И я рядом сидел, стараясь не вертеться и не скрипеть креслом, чтобы не нарваться на оскорбление. Строгая девчонка в белом платье, и белых чулочках первая оскорбившая подружку, чувствовала мой восхищенный взгляд, которым я окидывал ее время от времени, но так ни разу и не повернула голову в мою сторону. Перед последним актом, когда я, заелозив в кресле, в упор уставился на нее, она не поворачивая головы презрительно бросила: – Тише… Апофеоз!

Большего оскорбления я никогда в жизни не получал. В этом непонятном для меня слове слились в единое; и черный, весь в мазуте паровоз, и грязный хряк доводящий бабку до слез, и я, в соседкиных глазах, молокосос. Я как воспитанный человек, дотерпел до конца спектакля, и после последнего аккорда оркестра, встал вместе со всеми зрителями и вместо приветствия бурными аплодисментами, глядя в упор на соседку нанес ответное оскорбление. Я сказал ей:

– Увертюра.

Девочка удивленно посмотрела на меня и назидательно, как училка растягивая слова, ответила:

– Деревня, неграмотная… Апофеоз.

Вокруг почему-то засмеялись. Я готов был провалиться сквозь землю, потому, что догадался, что апофеоз, это хряк доводящий бабушку до слез. И вот снова апофеоз. Перед нашим домом, собралась вся наша родня, там были и Данилина мать, и бабка, и Настина мама, и мои дед с бабкой. Кто стоял в слезах, а кто и с хворостиной.

– Пусть только мне этот утопленник заявится, уж я ему задам, – грозилась бабушка Данилы, уверенная, что ее то внук не мог утонуть, жир не позволит.

Как только мы вывернулись из-за угла, и нас увидела наша родня, Настя моментально спрыгнула с самодельных носилок и как ни в чем не бывало, пошла им навстречу. Нам, остальным, деваться было некуда, как скользнуть в соседний двор к Хромому, что мы не подумав и сделали. Из двух зол – выбирают меньшее. Фитиль, идущий впереди, высматривал, где поленица, куда он хотел на дрова пристроить дверь, когда из-за угла дома выскочил Балбес. Пес и, правда, был выдающейся кавказкой овчаркой. Даже среди китов бывают гиганты, а какие сомы попадаются я и не говорю. Балбес среди гигантов, был гигант. Увидев нас, старых знакомых, он довольный сделал два коротких, но энергичных прыжка в нашу сторону, и радостно гавкнул. Фитиль, который находился от пса в нескольких метрах, вдруг, резко бросил икону, и с места как гоночный автомобиль стал набирать невероятно большую стартовую скорость. К забору он подлетел как комета, имея естественный хвост в виде капроновой сети. Балбес от удивления еще раз брехнул в его сторону и остановился около нас, уткнувшись нам в руки. Опорной ногой у Фитиля была левая, толчковая. Всю инерцию разбега, он перевел в вертикальный полет, и взлетел над забором. Даже пес, удивляясь, стоял с открытой пастью, с которой капала слюна. Фитиль, не коснувшись забора, шмякнулся на той стороне. Данила подошел к забору:

– Интересно, какая у него высота?

– Два с половиной метра, – не глядя на глазок, определил я.

– Да, ты что, мировой рекорд всего, два сорок три.

– То мировой, а то сзади Балбес, разница есть? Представляешь, если на стометровке за спринтерами пустить тройку Балбесов, сколько мировых рекордов падет?

– Лучше крокодилов, у них челюсти мощнее.

– Нет, собаки лучше, видел по телевизору, как заяц от борзых на ипподроме бежит, сроду они его догнать не могут, как ни стараются.

– Да он тряпочный, – был я поражен дремучестью Данилы.

А пес нас давно не видел и очень обрадовался, он тыкался мордой, ожидая, чего-нибудь вкусненького, но что вкусное мы могли предложить, кроме козлиной головы.

– Хорошая мысль, не пропадать же добру, – подумал я, решив в будущем как-нибудь ее использовать. А в соседнем, нашем, дворе шел разбор полетов. Из-за чего все началось, как было на самом деле? Данила – лентяй, нет, чтобы одежду каждого разнести по своим домам, свалил ее кучей в нашем дворе, затем быстро накачал у себя дома камеру и убежал с нею на речку. А когда нас на буксире утащили за город, кто-то сообщил моей бабушке, что мы могли и утонуть. Та, сходила к Данилиной бабке, вызвали Настину мать, пустили слезы, и в это время появились мы, а на носилках лежит Настя. Бабки откачивали, говорят водой Настину маму. Теперь уж наверняка, нам с Данилой заказан вход в Настин дом. Пока Настю, целовали и раздирали на части матери и бабки, оставив нам хворостины, мы с Данилой сидели в глубине двора Хромого.

– Я пока домой не пойду, пусть бабка поостынет, она у меня скорая на руку.

– Что будем с иконой делать?

– Может Хромого спросим, он все знает.

В это время на шум, доносившийся из нашего двора, вышел на крыльцо Хромой.