"Сергей Довлатов. Зона" - читать интересную книгу автора

нашли пудовую канистру белужьей икры...


23 февраля 1982 года. Нью-Йорк
Спасибо за письмо от 18-го. Я рад, что вам как будто по душе мои
заметки. Я тут подготовил еще несколько страниц. Напишите, какое они
произведут впечатление.
Отвечаю на вопросы.
"Кукольник" по-лагерному - аферист, "Кукла" - афера.
"Скокарь" означает - грабитель. "Скок" - грабеж. Ну, кажется, все. Я
в тот раз остановился на ужасах лагерной жизни. Не важно, что происходит
кругом. Важно, как мы себя при этом чувствуем. Поскольку любой из нас есть
то, чем себя ощущает.
Я чувствовал себя лучше, нежели можно было предполагать. У меня
началось раздвоение личности. Жизнь превратилась в сюжет.
Я хорошо помню, как это случилось. Мое сознание вышло из привычной
оболочки. Я начал думать о себе в третьем лице.
Когда меня избивали около Ропчинской лесобиржи, сознание действовало
почти невозмутимо:
"Человека избивают сапогами. Он прикрывает ребра и живот. Он пассивен и
старается не возбуждать ярость масс... Какие, однако, гнусные физиономии! У
этого татарина видны свинцовые пломбы..."
Кругом происходили жуткие вещи. Люди превращались в зверей. Мы теряли
человеческий облик - голодные, униженные, измученные страхом.
Мой плотский состав изнемогал. Сознание же обходилось без потрясений.
Видимо, это была защитная реакция. Иначе я бы помер от страха.
Когда на моих глазах под Ропчей задушили лагерного вора, сознание
безотказно фиксировало детали.
Конечно, в этом есть значительная доля аморализма. Таково любое
действие, в основе которого лежит защитная реакция.
Когда я замерзал, сознание регистрировало этот факт. Причем в
художественной форме:
"Птицы замерзали на лету..."
Как я ни мучился, как ни проклинал эту жизнь, сознание функционировало
безотказно.
Если мне предстояло жестокое испытание, сознание тихо радовалось. В его
распоряжении оказывался новый материал.
Плоть и дух существовали раздельно. И чем сильнее была угнетена моя
плоть, тем нахальнее резвился дух.
Даже когда я физически страдал, мне было хорошо. Голод, боль, тоска -
все становилось материалом неутомимого сознания.
Фактически я уже писал. Моя литература стала дополнением к жизни.
Дополнением, без которого жизнь оказывалась совершенно непотребной.
Оставалось перенести все это на бумагу. Я пытался найти слова...


Шестой лагпункт находился в стороне от железной дороги. Так что попасть
в это унылое место было нелегко.
Нужно было долго ждать попутного лесовоза. Затем трястись на ухабах,
сидя в железной кабине. Затем два часа шагать по узкой, исчезающей в кустах