"Ричи Михайловна Достян. Хочешь не хочешь" - читать интересную книгу автора Ирина мама не слишком обрадовалась этому. Скажем прямо - совсем не
обрадовалась. - Конечно, - сказала она, - ты права, такого маленького нельзя было оставить одного, но... Сказав "но", Ирина мама задумчиво и грустно обвела взглядом небольшую чистую комнату и спросила: - Но что теперь будет с нашими книгами? - А что с ними может быть - воробьи бумагу не едят! - Не притворяйся, пожалуйста! Ира рассмеялась, потом очень серьезно сказала: - Когда он научится летать, я его сразу выпущу. Пока птенец жил в глубокой коробке из-под торта, в доме было тихо и чисто: Ира вдруг сделалась внимательной и терпеливой; правда, мама не могла понять - куда все девается, когда Ира садится за уроки? Однажды этот как-то слишком быстро выросший воробей, все еще без хвоста, но уже весь в пуху и перьях, вспорхнул на край коробки из-под торта, вызывающе крикнул "чив!" и тут же ринулся в полет. При этом его совершенно не интересовало, куда он летит и что может встретиться на пути. Так он разбил два стакана и одно блюдце, а сам очутился на полу. Ира вернула его на место, но первый полет ничему птенца не научил. Он тут же полетел в другом направлении. На этот раз четыреста граммов постного масла побежало с подоконника по стене на пол. Ни звон разбитых стаканов, ни шум опрокинутой бутылки никакого впечатления на птенца не произвели. бьется и падает. Она так и сказала, что нет ничего опаснее в доме, чем воробей, который учится летать! А ему что? Ему - ничего! Нашкодит, притихнет на минутку, опасливо повертит большой головой и снова подает голос. Между прочим, одним-единственным "чив" птенец умел и спросить, и потребовать, и выругаться. Ира очень хорошо понимала его. С этих пор в доме началась другая жизнь. Было много смеха. Бывали и слезы. Но самое плохое - выспаться было нельзя. Покинув однажды картонное гнездо, птенец больше туда не вернулся. Теперь он засыпал где хотел: на шкафу, на крышке чайника, на книжной полке. Вставал он, ясное дело, "с птицами". Пока потягивался, пока зевал, люди могли еще спать, но потом он задавал себе вопрос: "Чив-чив?" - и немедленно сам себе отвечал таким же в точности "чив-чивом". С каждым днем голос у птенца становился громче, крылья уверенней, а сам он - нахальнее. Если люди не просыпались от его болтовни, он их будил. Он начинал летать над кроватями. В конце концов садился кому-нибудь на голову. Ира потом засыпала на уроках, а ее мама - на работе. И конечно, за это и за все другие безобразия, которые он творил, доставалось Ире: будто это она летала над кроватями и не давала выспаться, будто она скакала чернильными лапками по белому покрывалу, будто она смахнула бюстик Пушкина с этажерки, - невозможно перечислить всего, за что ей доставалось. Однажды мама спросила: - Когда наконец ты его выпустишь? Он уже отлично летает! |
|
|