"Ричи Михайловна Достян. Кинто " - читать интересную книгу автора

прохладительных напитков, а вот когда солнце наконец-то убирается за
горизонт, а камни еще несколько часов отдают жар, наступает, представьте
себе, самое трудное время - оранжевые сумерки. Их лучше всего пересидеть с
открытыми окнами и полуприкрытыми ставнями и, если есть возможность, без
одежды. Затем мелькает короткий коричневый вечер, и на город, наконец,
опрокидывается долгожданная, благодатная тьма. В ней сразу все приходит в
движенье, и тут начинается деловая и неделовая жизнь! И опять, как ранним
утром, город наполняется музыкой и звуком льющейся воды. Поливают дворы,
дворики и тротуары. Поливают из шлангов, ведер, прямо с балконов кувшинами!
И конечно, достаточно легчайшего ветерка, чтобы от усталой земли пахнуло на
усталых от жары людей прохладой.
Тогда и наступает самое элегическое, самое тифлисское время суток - час
задушевных бесед, час пиров, час традиционных чаепитий.
Во многих домах благообразные старики и моложавые старушки садятся за
лото. В политых дворах играет в нарды молодежь, при этом азарт так велик,
жесты и окрики так порывисты, что игра похожа скорей на лезгинку,
исполняемую сидя.
Люди коротают вечера, не зажигая света, - сам вид огня несносен! Даже
здесь, под горою святого Давида, где ветерок из Коджори гость не редкий, -
не только распахиваются настежь все окна и двери, тюлевую занавеску и ту
убирают.
Датико, если он дома, берет с балкона плетеное кресло и ставит его на
пороге между гостиной и этим его любимым балконом в надежде на сквозняк.
Женщины устраиваются кто где.
Свет уличного фонаря, раздробленный листвою, обволакивает комнату
зыбким полумраком.
С некоторых пор постоянным участником ритуального сидения впотьмах
становится кот. Нельзя было не заметить, что в гостиной он появляется
последним, поразительно угадывая не только время, но и место. Еле различимый
впотьмах, сидит в позе домашнего сфинкса - глядит не мигая да стрижет
ушами - такое впечатление, что прислушивается к разговорам.
Люди все это, конечно, замечают, но и мысли допустить не могут, чтобы
кошачьи поступки диктовались движением (язык не поворачивается сказать)
души. Однако стоит коту запоздать или не явиться на эти посиделки, как
обнаруживается значительность его отсутствия.


Так и текла спокойная и ладная, слегка даже праздничная, жизнь,
прелесть которой дополнял Кинто. И с теми, кто еще недавно относился к нему
сдержанно, стало происходить то же, что с любым владельцем любого
животного - распухание гордыни: мой конь! Мой пес! Моя несравненная белая
мышь!..
В этом отношении люди, между прочим, от века ни меры, ни такта не
знали. Немудрено поэтому простому смертному оказаться вдруг современником, а
иногда и соседом гениальной курицы, выдающегося осла или мудрой свиньи.
Комплекс исключительности не обошел и этот дом:
- Наш Кинто! - завздыхали Гопадзе.
Поди в самом деле поищи второго такого кота, который любил бы
джонджоли, таскал бы по-собачьи поноски и справлялся бы с закрытыми дверями.
Надо видеть это его хладнокровное приближение, а затем эти его прыжки на