"Федор Михайлович Достоевский. Письма (1876) " - читать интересную книгу автора

получили вчера, 28-го, в 8 часов утра, не был еще набран вечером в 7 часов.
Сделайте одолжение, Михаил Александрович, распорядитесь. Не жертвуйте мною
"Гражданину".
Завтра днем же, в 6 часов, доставлю еще оригиналу, а 30 утром в 8 часов
доставлю окончание.
Ради бога, не утопите.
В<аш> Ф. Достоевский.

612. X. Д. АЛЧЕВСКОЙ 9 апреля 1876. Петербург

Петербург. 9 апреля/76.
Глубокоуважаемая Христина Даниловна! (1)
Очень прошу Вас извинить, что отвечаю Вам не сейчас. Когда я получил
письмо Ваше от 9 марта, то уже сел за работу. Хоть я и кончаю работу
примерно к 25-му месяца, но остаются хлопоты с типографией, затем с
рассылкой и проч<ее>. А нынешний месяц к тому же заболел простудой, да и
теперь еще не выздоровел.
Письмо Ваше доставило мне большое удовольствие, особенно приложение
главы из Вашего дневника; это прелесть; но я вывел заключение, что Вы одна
из тех, которые имеют дар "одно хорошее видеть".
Про приют г-жи Чертковой я, впрочем, ничего не знаю (но узнаю при
первой возможности); я верю, что все так и есть, как Вы написали, но может
быть, рядом есть и что-нибудь нежелательное, - этого Вы не хотели заметить.
Все это рисует характер, и я слишком Вас уважаю за эту самую черту. Кроме
того, вижу, что Вы сама - из новых людей (в добром смысле слова) - деятель,
и хотите действовать. Я очень рад, что познакомился с Вами хоть в письмах.
Не знаю, куда меня пошлют на лето доктора: думаю, что в Эмс, куда езжу уже
два года, но, может быть, и в Ессентуки, на Кавказ; в последнем случае,
хоть, может быть, и крюку сделаю, а заеду в Харьков, на обратном пути. Я
давно уже собирался побывать на нашем юге, где никогда не был. Тогда, если
бог приведет и если Вы мне сделаете эту честь, познакомимся лично.
Вы сообщаете мне мысль о том, что я в "Дневнике" разменяюсь на мелочи.
Я это уже слышал и здесь. Но вот что я, между прочим, Вам скажу: я вывел
неотразимое заключение, что писатель - художественный, кроме поэмы, должен
знать до мельчайшей точности (исторической и текущей) изображаемую
действительность. У нас, по-моему, один только блистает этим - граф Лев
Толстой. Victor Hugo, которого я высоко ценю как романиста (2) (за что,
представьте себе, покойник Ф. Тютчев на меня даже раз рассердился, сказавши,
что "Преступление и наказание" (мой роман) выше "Misйrables"), хотя и очень
иногда растянут в изучении подробностей, но, однако, дал такие удивительные
этюды, которые, не было бы его, так бы и остались совсем неизвестными миру.
Вот почему, готовясь написать один очень большой роман, я и задумал
погрузиться специально в изучение - не действительности, собственно, я с нею
и без того знаком, а подробностей текущего. Одна из самых важных задач в
этом текущем, для меня, например, молодое поколение, а вместе с тем
современная русская семья, которая, я предчувствую это, далеко не такова,
как всего еще двадцать лот назад. Но есть и еще многое кроме того.
Имея 53 года, можно легко отстать от поколения при первой небрежности.
Я на днях встретил Гончарова, и на мой искренний вопрос: понимает ли он все
в текущей действительности или кое-что уже перестал понимать, он мне прямо