"Преступление и наказание (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

горло, указывая на него рукой, - молодой человек вдруг остановился и
судорожно схватился за свою шляпу. Шляпа эта была высокая, круглая,
циммермановская, но вся уже изношенная, совсем рыжая, вся в дырах и пятнах,
без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону. Но не стыд,
а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его.

- Я так и знал! - бормотал он в смущении, - я так и думал! Это уж всего
сквернее! Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь,
весь замысел может испортить! Да, слишком приметная шляпа... Смешная,
потому и приметная... К моим лохмотьям непременно нужна фуражка, хотя бы
старый блин какойнибудь, а не этот урод. Никто таких не носит, за версту
заметят, запомнят... главное, потом запомнят, ан и улика. Тут нужно быть
как можно неприметнее... Мелочи, мелочи главное!.. Вот эти-то мелочи и
губят всегда и все...

Идти ему было немного; он даже знал, сколько шагов от ворот его дома:
ровно семьсот тридцать. Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень
размечтался. В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только
раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью. Теперь же,
месяц спустя, он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все
поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости,
"безобразную" мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием,
хотя все еще сам себе не верил. Он даже шел теперь делать пробу своему
предприятию, и с каждым шагом волнение его возрастало все сильнее и
сильнее.

С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому,
выходившему одною стеной на канаву, а другою в -ю улицу. Этот дом стоял
весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками - портными,
слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким
чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими
воротами и на обоих дворах дома. Тут служили три или четыре дворника.
Молодой человек был очень доволен, не встретив ни которого из них, и
неприметно проскользнул сейчас же из ворот направо на лестницу. Лестница
была темная и узкая, "черная", но он все уже это знал и изучил, и ему вся
эта обстановка нравилась: в такой темноте даже и любопытный взгляд был
неопасен. "Если о сю пору я так боюсь, что же было бы, если б и
действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?.." - подумал он
невольно, проходя в четвертый этаж. Здесь загородили ему дорогу отставные
солдаты-носильщики, выносившие из одной квартиры мебель. Он уже прежде
знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: "Стало быть,
этот немец теперь выезжает, и, стало быть, в четвертом этаже, по этой
лестнице и на этой площадке, остается, на некоторое время, только одна
старухина квартира занятая. Это хорошо... на всякой случай..." - подумал он
опять и позвонил в старухину квартиру. Звонок брякнул слабо, как будто был
сделан из жести, а не из меди. В подобных мелких квартирах таких домов
почти все такие звонки. Он уже забыл звон этого колокольчика, и теперь этот
особенный звон как будто вдруг ему что-то напомнил и ясно представил... Он
так и вздрогнул, слишком уж ослабели нервы на этот раз. Немного спустя
дверь приотворилась на крошечную щелочку: жилица оглядывала из щели