"Олег Дорофеев. Рыцари потустороннего " - читать интересную книгу автора

отмерено) проползли бы точно так же, как у десятков миллионов моих
сограждан, - буднично и неинтересно. Семь дней в неделю - обойма будней. В
промежутках - маленькие узелки памятных событий, которые напоминают людям,
что они еще живы. В молодости хочется погромче выстрелить, с годами
понимаешь - все патроны изначально холостые.
Макс был стихийным бедствием, постоянно будоражащим мою жизнь. От него
невозможно было спрятаться - я принимал его как некую данность, внедренную
свыше. Одно присутствие этого худощавого молодого человека с большими,
несколько демоническими серыми глазами заряжало меня энергией, а его манера
разговаривать и жестикулировать держала в постоянном тонусе. Дабы закрепить
впечатление, он постоянно прикасался к собеседнику рукой, но так, что тот
даже не обращал на это внимания. Однажды он на спор познакомился с девушкой
(пикапер от Бога!) и в ходе разговора постоянно прикасался к ее груди, но
она даже не сделала попытки его одернуть. В итоге он так ее
загипнотизировал, что чуть не стянул бюстгальтер, благо девушка вовремя
опомнилась...
Итак, в восьмом часу вечера мы отправились на дачу. В конце
восьмидесятых родительская фазенда выглядела непритязательно: двенадцать
соток земли, невнятное строение в стиле дачного постмодернизма и
покосившийся сортир с ведром вместо выгребной ямы. Со временем дом
видоизменялся: ширился, наращивал кирпичные мускулы, на участке появились
баня и другие подсобные строения. Но к тому времени, как Максу исполнилось
восемнадцать, его отец полностью охладел к своей первой фазенде. Бизнес,
открытый в начале девяностых, шел в гору, денег куры не клевали, и папаша
купил роскошный загородный дом, а дачу отдал сыну, в качестве подарка за то,
что тот самостоятельно поступил на бюджетное отделение мединститута.
Что и говорить, зависть не обошла меня стороной. В довесок к внешней
привлекательности, богатству по праву рождения, легкому характеру и
фантастической одаренности, Макс, как магнитом, притягивал девушек.
Когда-нибудь двухсотая или пятьсот тридцать пятая наверняка его бы
захомутала, но мой друг жил под девизом: брак - давно мутировавшая
искусственная социально одобряемая форма сожительства для воспроизводства
себе подобных. С таким женихом каши не сваришь...
Первые три года фазенда напоминала дом свиданий. Можно было только
догадываться, сколько девушек здесь перебывало. Ходили слухи о таинственной
черной тетради, куда Макс записывал все имена и сексуальные секреты своих
пассий, но я лично никогда ее не видел. Позже, когда одиночный и групповой
виды секса ему наскучили, как черная икра, которую можно ежедневно есть
столовыми ложками, господин Крупицкий обустроил на даче собственную
лабораторию, где занимался всем, что его интересовало, - от химических
опытов до записи собственных музыкальных альбомов.
Когда мы приехали, на востоке поднялась луна, похожая на японский
фонарь. Где-то монотонно стрекотали цикады, воздух пропитался тонким
ароматом хвои и цветов (соседка по фазенде обожала их выращивать), над
безмятежной картиной витала едва уловимая печаль уходящего лета.
Макс загнал машину в подвальный гараж, вышел из машины, безжалостно
запулил в эту красоту кольцо табачного дыма.
Мы помолчали, привыкая к безмятежности природы. Хотелось думать о
вечном, о бренности жизни, мне вспомнились занятия в морге, молодая девушка,
погибшая в автокатастрофе, то странное и немного постыдное чувство, которое