"Е.В.А.Дор(Дорошкевич). Крик Дафэна " - читать интересную книгу автора

Прошли бы мы тот же путь?
Крик... Крик... Птица моя, молчи.
Не разглашай присутствия.
Дай еще миг.
Звенящая боль, отпусти...
Вааль Силь Хаэл

1

Цветок пел. Хотя тот необыкновенный, мелодично шелестящий звук, с которым
выбрасывались листья, вряд ли можно было назвать музыкой в прямом понимании
этого слова.
Мир замер.
Среди чутко наблюдающей тишины, поскрипывавших вокруг деревьев прямо на
глазах рос хрупкий замок моей мечты, не давая вздохнуть, пошевелиться,
обещая несметное богатство надежды - жизнь, когда-то перечеркнутую одним
моим словом.
Сколько же времени прошло с тех пор?
Детство, юность... Вспоминая, я словно перекладываю толстую стопку дней,
которые сейчас кажутся затёртыми и одинаковыми, подобно бумажным листам.
Первые из них чисты или содержат лишь обрывки предложений, другие заполнены
от края до края, однако их очередность неслучайна и подчинена как бы чужой
воле, проявленной на некоторых страницах резкими замечаниями и
комментариями. Всё моё детство было испорчено вмешательствами и
комментариями со стороны и воспринималось мною как умопомрачительный
калейдоскоп незаслуженных нелепостей и недоразумений. Взять хотя бы имя,
которым мать наградила меня с быстротой выбитого в магазине чека, ничуть не
заботясь о последствиях. Склонилась надо мной, погружаясь в раздумье, и,
неожиданно чихнув, с облегчением произнесла: "Васька... Самый настоящий
Васёк! И что тут думать, в конце-то концов...". Предположим, для неё скорое
решение и впрямь было облегчением (я догадываюсь, что назвать ребёнка - дело
весьма и весьма непростое) и, конечно же, она не хотела мне неприятностей.
Но для меня как раз всё началось именно тогда и явилось не "концом концов",
а началом начал. Моё детство дало опасный крен и чуть не пошло ко дну, как
корабль от прямого торпедного попадания. Впрочем, я как-то исхитрился,
извернулся и удержался на плаву, лишь морщась на обидные приставочки и
склонения моего незатейливого кошачьего имени. Имя-то, может, и греческое,
но ни греки, ни святые Василии моими обидчиками в расчёт не брались, а вот
коты, по их мнению, во дворах прогуливались все, как на подбор, Василии. В
портфель ко мне тайком пихали порченую колбасу, однажды даже дохлую крысу, а
вслед орали истошное: "Мяу!!!". Если прибавить к этому цвет моей шевелюры -
рыжий-прерыжий - и её неистребимую способность путаться и торчать во все
стороны, а так же мою неистребимую способность впутываться во всё и вся без
разбора, то легко представить, во что вылилось моё первое десятилетие, как,
впрочем, и второе тоже. Не будем трогать третье - оно только началось, и
хочется, ох как хочется надеяться на лучшее!
Отца своего я помнил плохо. Осталось ощущение пьянящего запаха уставшего
после работы мужчины и воспоминание о моей робости, постепенно переросшей в
необъяснимый страх - страх, граничивший с молчаливым обожанием, возможным
лишь на расстоянии и в очень нежном возрасте. Он меня не замечал, никогда со