"Сергей Донской. Матерый " - читать интересную книгу автора

Руднев взял трубку и бросил в нее раздраженно:
- Слушаю.
- Добрый вечер, Александр Сергеевич. Я звоню, чтобы поблагодарить вас
за совет. Особняки фирмы "Самсон" действительно будут пользоваться большим
спросом. Уже есть первый клиент. Между прочим, иностранец. - Сообщение
завершилось заговорщицким смешком.
- Н-да? - Приятное возбуждение вернулось к Рудневу, и он вальяжно
забросил ногу за ногу. - Ну вот, а ты сомневался. Лиха беда начало, верно?
- Верно, - откликнулся Губерман. - Лиха беда.
Руднев поморщился. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь превратно
толковал русские народные поговорки, которыми он увлекся в последнее время
с подачи референта, составлявшего для него тексты речей и выступлений.
- Не любишь ты, Боря, великий и могучий, - осуждающе сказал он. - При
чем тут беда? Я имею в виду начало, успешно положенное начало. Это образное
выражение. Когда дело подойдет к завершению, я скажу: конец - делу венец.
Понимаешь?
- Конечно, Александр Сергеевич. Но начало все равно было лихим, таким
лихим, что... - Губерман прыснул в трубку.
Руднев отстранил сотовый телефон от уха, словно опасался брызг
губерманской слюны, а когда вернул трубку в исходное положение, тон его был
сух и официален:
- Завтра утром у меня с докладом. Все. Я очень занят.
Возвратив охране трубку, он уставился в зал, пытаясь определить,
живого бойца уносят с арены или мертвого. Откинулся разочарованно на спинку
кресла. Этот был жив, хотя и здорово покалечен.
Уж чего-чего, а трупов и.о. губернатора за свою карьеру навидался
предостаточно.

***

Незадолго до этого телефонного разговора новоиспеченному гражданину
Израиля господину Кацу, уроженцу Курганска, наведавшемуся с исторической
родины на родину малую, показали рыбину, и ему захотелось заплакать.
Отчего в нем прорезалась такая сентиментальность? Это же была не
фаршированная мамой щука и даже не бабушкина сельдь под шубой. Самый
обычный местный окунь, хоть и здоровенный. Неужели Каца охватила ностальгия
по босоногому детству, когда он с друзьями-товарищами рыбачил на курганских
прудах, именуемых здесь ставками? Нет. Гость города страдал, очень сильно
страдал, но вовсе не от острого приступа ностальгии. Тогда, может быть, ему
стало жаль задыхающегося окуня, судорожно разевающего губастый рот? Нет.
Кацу стало жаль самого себя. А слезы наворачивались на его глаза по той
причине, что окружавшие его молодые люди грозились запихнуть головастого
окуня ему в задний проход, а потом сделать вид, что так и было.
Рыба гниет с головы, но когда она гниет в закупоренной прямой кишке
человека, то и "царь природы" невольно вовлекается в этот процесс
разложения.
Кац хотел жить. Окунь - тоже. Изогнув сильное тело и растопырив все
свое шипастое оперение, он неожиданно запрыгал на столе, едва не свалившись
на пол:
- Живучий какой! - искренне восхитился молодой интеллигентный