"Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели" - читать интересную книгу автора (Колодный Лев)

МОСКВА — ТБИЛИСИ. ГЛАВА ШЕСТАЯ, которая охватывает время «перестройки», объявенной новым лидером СССР Михаилом Горбачевым

При советской власти между Москвой и Тбилиси самолеты летали регулярно по одиннадцать рейсов в день. Дорога длилась два с лишним часа. В кресле самолета наступал отдых. На борту воздушного корабля никто не звонил, не обращался с просьбами, никто не тревожил во сне…

Тогда, в начале 80-х годов, Зураб посадил во дворе киностудии в Тбилиси еще одно "Древо жизни", вернувшись к волнующему его с молодости сюжету. Образы "Древа мирового", "Древа жизни", "Древа смерти", "Древа познания" созданы в мифологии и искусстве. О таком древе рассказывает Библия в первой книге Моисея: "И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и древо жизни посреди рая, и древо познания добра и зла". (Бытие, 2, 9). Образы древа увековечены в эпосах и поэмах, росписях гробниц древнего Египта, рукописях, украшенных миниатюрами, они есть на гравюрах и картинах.

Невысокое, три метра высоты, тбилисское "Древо жизни" в киностудии похоже на пышный куст, ставший гнездом для райских птиц. Из него восходит Солнце, похожее на зубчатое колесо, еще один излюбленный символ художника…

В 80-е годы в общественном сознании пробудился интерес к истории, архитектуре прошлого, к памятникам культуры. Ни у кого больше не поднималась рука снести здания минувших веков, храм, колокольню, как это практиковалось со времен Сталина.

Церетели возглавил группу известных грузинских архитекторов и художников, которым власти города поставили задачу возродить образ старого Тбилиси. Чем он и занялся, воссоздавая ограды скверов, утраченный декор фасадов, уличные фонари. Ему поручили выполнить интерьер ресторанов, известного в городе магазина фруктовых вод Лагидзе. Тогда же создал два фонтана. Один — перед высотной гостиницей «Иверия». Другой — у здания ЦК партии.

"Очень декоративен фонтан перед административным зданием в Тбилиси, сделанный в начале 90-х годов", — так, не называя прямо о каком здании речь, академик Швидковский описывает фонтан, который забил перед высотным домом ЦК компартии Грузии на проспекте Руставели. Этот фонтан не похож на все, созданные в прошлом другими монументалистами и самим Церетели. Гроздь золотых шаров поднялась над бассейном-чашей. Они под цвет стен здания, облицованных золотистым камнем, напоминающим иерусалимский. На большой шар, как на "Древо жизни", уселась стая голубей. Спустя десять лет бронзовые птицы услышат, как свистят пули и рвутся снаряды на проспекте Руставели.

Линия творческой жизни, начавшаяся в духане шахтерской Чиатуры, привела на главные улицы столицы Грузии. В Тбилиси не стало преград. "Объемная мозаика на общественном здании", — так снова, не решаясь помянуть прежнюю рухнувшую бесславно власть, называет «политкорректный» автор монографии "Зураб Церетели" Дом политического просвещения на проспекте Плеханова, улице детства художника.

Поднятая на тонких опорах плоская стена украсилась необыкновенной мозаикой. Объемность — не единственная особенность этой картины. Ее образ не похож на все прежние, прославившие автора как мастера мозаик. На этой картине он порвал все прежние связи с натурой, реальностью, узнаваемыми фигурами, даже с символами. И развернул пред изумленными прохожими абстракцию, фонтанирующую при свете солнца цветом, рефлексами. Что на ней изображено? На этот вопрос отвечать проще, если к сознанию подключить дремлющее подсознание. При взгляде на море, плещущее радугой цветов, в сознании звучат аккорды, звучит симфония цветомузыки, о которой грезил в Москве композитор Скрябин.

Что это был за дом, подобно которому больше не строят? В Москве коммунисты на деньги партии успели соорудить аналогичный Дом политического просвещения МГК КПСС на Трубной площади. В сущности, это многофункциональный объект, аналог Дворца культуры, с киноконцертным и лекционными залами, библиотекой, рестораном, комнатами для клубных встреч, где должна была проистекать политико-просветительная деятельность правящей партии.

Дом на Трубной площади не вызывает никаких эмоций. Он кажется неким административным зданием, лишенным художественных символов: нет здесь ни скульптур, ни фонтанов, ни бассейна, ни росписей на фасаде. Подобного назначения партийный дом построили по примеру Москвы грузинские коммунисты. Есть сходство в архитектуре зданий — и на Трубной площади, и на проспекте Плеханова видишь лаконичные геометрические формы, светлый облицовочный камень стен. Но как отличаются друг от друга два этих дома!

В Тбилиси архитекторы поставили задачу, какую не раз приходилось решать во Дворце профсоюзов, автовокзале. Как мы помним, фасад Дворца заполнила мозаика с названием «Труд». По стене автовокзала покатилось «Колесо».

Функция Дома политпросвещения, казалось бы, подсказывала тему, связанную с некими символами учебы, образами людей, захваченных чтением трудов классиков марксизма-ленинизма… От художника могли ожидать образов вождей партии: их учение должно было трактоваться в стенах здания. Ничего подобного не дождались заказчики. Они не увидели на стенах никаких символов учебы и просвещения, даже намека на них. Вообще нет ничего реального! Одна картина из ярких цветов, фантастических фигур, неких овалов, кругов, сегментов. Если нужна иллюстрация, чтобы представить абстрактную картину лучше фасада Дома политпросвещения не найти. Вот что себе мог позволить Зураб Константинович Церетели — бывший главный художник Московской Олимпиады.

Тогда мало кому в голову приходила мысль, что власть КПСС приходит к концу и никому не понадобится вскоре система политического просвещения, как сеть, наброшенная на головы миллионов людей одной шестой земного шара…

Размер абстрактной мозаики достигает 500 квадратных метров. Есть у нее отличие от всех подобных творений. Она, мозаика, рельефная, высота граней достигает от 30 до 80 сантиметров, почти метра!

Это последняя мозаика в Тбилиси. Больше ничего подобного правящая партия позволить себе не могла. Наступила «перестройка», время, когда все разрушалось, время разбрасывать камни.

В Москве Святослав Федоров, известный хирург и директор клиники микрохирургии глаза попросил друга украсить новое здание на Бескудниковском бульваре. Многоэтажное сооружение, видимое издалека, выросло на землях бывшей захудалой деревни Бескудниково. О ней быстро забыли. Из многих городов и стран мира страждущие устремились в новую клинику. Войдя в нее, они видят витраж и эмали на тему «Медицина». И эта работа не попала на страницы альбомов "Зураб Церетели". Она выполнена в 1983 году.

В тот год Зураб снова отправился в Кремль за наградой, получать золотую медаль лауреата Государственной премии СССР. На этот раз за горельеф в гостинице «Измайлово».

После смерти премьера Косыгина, лишенный всех высоких должностей Михаил Посохин достраивал здания, заказанные ему Министерством обороны СССР. Одно из них распростерлось на просторах Юго-Запада и напоминало конфигурацией американский Пентагон. Другое, в форме квадрата, село на Арбатскую площадь, рядом с историческим зданием, где некогда в бывшем юнкерском училище обосновался Реввоенсовет. На этом месте Посохин начинал карьеру практикующего архитектора, на нем ее заканчивал. Там вблизи Кремля над домиками старой Москвы взгромоздилось здание Генерального штаба, облицованное белым мрамором. Такими огромными домами бывший главный архитектор Москвы намеревался застроить весь центр, сломав сохранившиеся здания ХVIII-ХIХ веков. Все замышлялось ради того, чтобы вместо "Москвы купеческой" сотворить на удивление миру "Москву — образцовый коммунистический город". То была такая же утопия, как утопия коммунизма в отдельно взятой стране. Во имя идеи сломали массу замечательных памятников архитектуры. Что удалось построить в Москве на закате «коммунизма», так это административные комплексы силовых структур — госбезопасности на Лубянке, МВД на Калужской площади. И Генштаба, спроектированного группой архитекторов во главе с Михаилом Посохиным.

Должности главного архитектора города, как я сказал, он лишился. Но остался автором проекта. Никто не мог помешать ему в одном — выборе художника. Этим правом он воспользовался и пригласил Церетели украсить парадный зал Генштаба.

Ничего подобного из того, в чем в прошлом Зураб отличился — здесь нет. Он предложил в парадном зале установить картины из эмали в бронзовых роскошных рамах. Одну — посвященную Куликовской битве 1380 года. Другую картину — посвященную Отечественной войнt 1812 года. Обе объединяет триумф Победы. Ни на той, ни на другой нет батальных сцен, яростной схватки и стрельбы. Дмитрий Донской, опершись рукой на меч, попирает вражеский щит и указывает воинству на поверженных врагов, не попавших в картину. Композиция напоминает финальную сцену спектакля, когда под занавес выходят на аплодисменты все герои, до конца исполнив предназначенную роль. Вместе с воинами вышла на передний план белая лошадь, как символ победы. Свита князя облачена в яркие одежды и сапоги, воины в шлемах и доспехах, со щитами и копьями. С такими людьми — не до шуток. Но и здесь добрый художник остался верен себе, трагедия битвы завершается без убитых и раненых.

Подобная театральная сцена и на другой картине. С той разницей, что в ее центре Кутузов с генералами и офицерами, ополченцами и партизанами. Под ногами у триумфаторов валяются вражеские знамена, сумка с вензелем французского императора.

Краски эмалей сочетаются с бронзой рам и миниатюрными фигурками воинов, пеших и конных. Здесь нет никаких символов, никаких обобщений. Оружие, доспехи, облачение времен Дмитрия Донского и Михаила Кутузова выполнены с документальной точностью и отлиты мастерски. Рамы играют роль подмостков, на которых разыгрываются финальные сцены триумфов русского оружия.

В 1984 году Зураб побывал в Париже вместе с Андреем Вознесенским и его женой писательницей Зоей Богуславской. Тогда последний раз встретился с Марком Шагалом, которому оставалось жить считанные месяцы.

— Я часто бывал у Шагала, почти каждый год, и он в Союзе приходил ко мне в мастерскую на Тверской бульвар. Шагал видел не только репродукции, но и мои картины, написанные в Москве. Меня всю жизнь грели его слова. Он ценил во мне художника, что для меня дороже всего.

Меня в одну из первых встреч потрясло, что он помнит какие-то мои работы. Советский консул присутствовал на той встрече, сделал магнитофонную запись нашей беседы. Иначе бы я сам не поверил и сомневался, что великий Шагал сказал именно так: у тебя хорошая живопись. И на моем каталоге он тоже хорошие слова написал.

Художники вообще не показывают свою мастерскую, свою кухню/ Шагал это особенно не любил. В Париже у него были две мастерские — в одной он работал. В другой мастерской принимал гостей. Он никого не принимал, где работал. Но меня однажды принял. Я сразу же побежал смотреть его палитру. Но он это дело тут же вроде бы шутливо, но твердо пресек. Ведь на палитре сердце художника. Это личное дело очень.

Дважды встречался с Пикассо. Он мне рассказывал, что любил ходить в Париже в грузинский ресторан. Там кухня напоминала ему испанскую кухню. Хозяйка заведения показала ему репродукции картин Пиросмани. Когда я познакомился с Пикассо, то для него олицетворял Грузию, которую он полюбил заочно, благодаря Пиросмани. Пикассо и в моих картинах увидел воздействие Пиросмани.

Дома написал портрет Пикассо таким, каким видел и запомнил. Написал портрет Шагала, портрет Дали с короной над головой, и портрет Сикейроса, всех великих, с которыми встречался.

В Париж однажды Зураб привез небольшой портрет, подписанный "М. Шагал", датированный 1908 годом. С него началось коллекционирование живописи, о чем рассказывалось в начале книги. На нем изображена девушка, при виде которой почти столетний художник обрадовался. В такой же степени огорчилась жена. Пришлось везти подарок обратно. Теперь он хранится в музее современного искусства на Петровке.

С Парижем в годы «перестройки» связаны две истории, потребовавшие невероятных усилий для того, чтобы они закончились успешно. Одна связана с именем Евфимия Такайшвили и его жены Полторацкой. Ей, по словам Церетели, принадлежала до революции в Тбилиси земля, там где построили фуникулер. Когда Зураб учился в Академии художеств, столица Грузии с почестями похоронила академика Такайшвили. Его "Советская историческая энциклопедия" представляет грузинским историком, филологом и археологом, педагогом и общественным деятелем, академиком Академии наук Грузии, одним из основателей и первых профессоров Тбилисского университета. Когда власть в республике захватили большевики, профессор с женой эмигрировал и вывез во Францию "грузинские ценности мирового значения". С невероятными трудностями их удалось спасти от гитлеровцев в годы оккупации Парижа. После войны и победы над Германией профессор обратился с письмом к Сталину, напомнив ему о реликвиях. Он просил разрешить ему вернуться на родину вместе со спасенными сокровищами. Полторацкая не дожила до возвращения, ее похоронили вдали от родины.

— Они в Париже голодали, жили в подвале, когда Гитлер начал обыски, они спрятали все в мусорном ящике. Он пишет письмо Сталину. Возвращается. Перевозит все. Его сажают под домашний арест.

Когда я работал в Институте истории и этнографии, то видел его письмо. Он просил, ничего не хочу на свете, только похороните меня рядом со своей супругой. Я это запомнил. И когда был в Париже, взялся выполнить последнюю волю Такайшвили.

Шаляпина как раз тогда перевезли из Парижа в Москву. Занималось перезахоронением все посольство, государство. Я послу сказал, Ежову, дайте мне письмо правительству Франции, я хочу перезахоронить Полторацкую. Посол засмеялся: "Я дам письмо, но мы занимались этим восемь месяцев, а как ты сможешь все сделать за три дня?" Я ответил, что да, времени у меня мало.

Он до сих пор смеется, когда вспоминает эту историю. За три дня перезахоронил. Мечту выполнил. Мне помогала моя супруга и внук Василий.

Другая история связана с музеем Человека на площади Трокадеро во дворце Шайо.

Говорил я тебе о музее Человека? Я нахожусь в Париже, хожу по музеям, все изучаю досконально. И попал на Трокадеро в интересный музей антропологии и этнографии.

Этнография меня очень интересовала. Вижу, стенд, где показывается Грузия, в ужасном состоянии. Там какие-то кинжалы не грузинские, одежда, все нарушено. Мадам Делави руководила отделом. Встретился с ней, поговорил, она просила что-то сделать. Я вернулся домой, для меня это была понятная тема. Этнография! Абхазию, Грузию: Хевсурети, Кахети, Сванети, Татушети, все прошел. Собрал все материалы, как лоза, как виноград делается, получилось больше пятисот элементов. Я снял все это на фото, понес в Москву, в министерство культуры, показал Демичеву. Экспертизу прошел, все утвердили. Постановили, что это этнографические материалы, это не опасно, можно вывозить. Я все упаковал. Отправил целый контейнер пароходом.

И вдруг вмешался заместитель Демичева по фамилии Иванов. Запретил. Дал телеграмму, и французы арестовали груз на таможне. Зашел я еще раз к Демичеву. Показываю, объясняю — вот разрешение. Он вызывает Иванова. Что происходит? Тот объясняет, там есть кинжал! Демичев смеется, говорит, что был в Сухуми несколько раз, там всегда ему дарили кинжалы и сванские шапки. Что за проблема?

Тогда посол СССР во Франции смеялся: "Да, министерство культуры мешает всегда нам, дипломатам. Зураб, ты не волнуйся, вот гостиница, гуляй, смотри Париж. Они сами будут тебя просить".

Так и произошло. Иванов звонит и требует — пусть они принимают! Потому что штрафы. Деньги надо платить таможне за хранение груза. Он это не знал, когда телеграмму отправлял таможне. Так я своего добился.

Как все советские люди Зураб радовался, что к власти пришел молодой (по сравнению с покойными Генеральными секретарями) Михаил Горбачев. Казалось, начинается жизнь, свободная и достойная. Новый лидер партии звал народ к «перестройке» и «ускорению». Его ближайшим соратником в роли министра иностранных дел СССР стал Эдуард Шеварднадзе.

Ветер перемен задул по Москве. С Урала руководить столицей перевели секретаря обкома партии Бориса Ельцина, опытного строителя.

В центре на Арбате Грузия получила несколько старинных особняков, переданных под культурный центр «Мзиури», что по-русски значит «Мечта». Выполнить интерьеры центра естественно пригласили Зураба.

Поблизости от «Мзиури» в одном из переулков к старинному особняку сделали пристройку для постоянного представительства Грузинской ССР. И этот комплекс поручили художнику, украсившему интерьер витражами.

"Это тема солнца и развевающихся красных знамен", — описывает витраж искусствовед. На мой взгляд, желтый диск с зигзагами золотых лучей сияет посреди радуги цветов. Другой витраж, в гостинице постпредства, посвящался древним грузинским храмах, осененным крестами. И здесь нет символов советской власти, доживавшей последние годы, чего тогда никто не ведал, даже "прорабы перестройки" во главе с Горбачевым и Шеварднадзе.

"Мзиури" и постпредство были работами интересными, но по сравнению с дворцами и курортами, небольшими, «семечками».

Государственный заказ в годы «перестройки» Зураб выполнял без внимания прессы вдали от столиц, на берегу Черного моря, в Абхазии.

— Там была огромная государственная дача в Мюсере, есть такая речка, раньше на этой даче Сталин жил, внизу у берега. Я там все решал, начиная от фасада, кончая интерьером. Там высота — три этажа. На всю высоту сделал 20-метровую люстру. Сзади круглый витраж из хрусталя. И висит тонкая графическая люстра. На свету работал хрусталь блестяще. Хрусталь богатый, светлый, начиная от белого, перламутрового.

Сделал на трех этажах разные камины. Первый в приемной, там светлая мебель, был из фарфора. Это не была плоская облицовка, камин состоял из сюжетов, из фигур. Второй этаж — там я сделал камин из мрамора. А третий этаж — там я сделал камин из бронзы. Потому что на третьем этаже была библиотека, все из дерева. И бронза подходила.

Внизу бассейн, на стене был шамот, обожженная глина, на тему «Колхида». Потом еще эмаль. Из кутаисского уникального карьера, который открыли — фиолетовые балясины, розовые. Сюжеты — на эмалях, их много.

Большие формы, маленькие формы — до ручки, полотенца, все было продумано. Мюсера — чудное место, сделал благоустройство территории, кентавра из металла, много чего было.

Да, много внимания уделял Михаил Сергеевич Горбачев дачам. Одна курортная резиденция, как выясняется, сооружалась для него полным ходом в Мюсере, другая, как давно известно, бурно развивалась в Форосе, Крыму, где «перестройка» с позором завершилась. И большая страна затрещала по швам и обрушилась, как старый обветшавший дом на подмытом фундаменте.

Из вышеприведенного пассажа мы узнаем, что, оказывается, творил Зураб Константинович не только бронзе, камне, но и в в шамоте, и в фарфоре.

— У меня в мастерской висит из фарфора скрипка. Фарфор я впервые применил, когда строился в Боржоми, наверху, Дом композиторов. Я там уйму работ из фарфора выполнил. Скрипка у меня осталась. Как эталон.

Когда делаешь комплекс — требуется разнообразие. Нужен фарфор — делаю фарфор. Нужен гобелен — делаю гобелен. У нас есть Тушетия, уникальное место в горах. Мы создавали эскизы, шаблоны. И месяцами крестьяне топтали там валяную шерсть.

Красочные яркие гобелены, напоминающие толстые ковры, висят на стенах музея современного искусства и в галерее искусств Зураба Церетели.

Еще одно большое дело началось негласно от прессы в годы «перестройки» в Тбилиси. До переезда на работу в Москву Шеварднадзе пригласил в резиденцию на проспекте Руставели старого друга. И предложил ему придумать монумент в честь предков. Такой, чтобы нравился и молодым, и стариков не обидел. Тогда на стол первого секретаря ЦК лег проект, аналогов которому не существовало.

— Прекрасно, — сказал Шеварднадзе, — но нас могут там не понять, кивнул он в сторону Москвы. Понравился эскиз и в горкоме партии, но и там засомневались в его реальности. Кому из грузин не пришлись бы по душе образы царицы Тамар, Шота Руставели и других великих предков, царей и полководцев, чьи имена все знали со школьных лет?!

Каждая бронзовая фигура замышлялась высотой в 25 метров. Всего насчитывалось 64 статуи. Они играли двойную роль — монументов и колонн громадного дома-храма. Такое мог придумать только Церетели. То есть скульптура играла роль архитектуры.

Шеварднадзе уехал. И пока служил в Москве, его друг отливал грузинских царей и полководцев, поэтов и художников. Делал это вдали от грузинского ЦК и тбилисского горкома партии в Минске. Там никого не волновало, что бородатые цари не похожи на Карла Маркса и Ленина.

Возвратившийся домой в роли лидера суверенной Грузии Шеварднадзе побывал в мастерской на горе. И увидел, по словам Зураба, что "цари спят" на земле. Не нашлось тогда в Тбилиси силы, чтобы их поднять. Одну фигуру украли и пытались вывезти за рубеж в качестве лома цветных металлов. На границе горельеф задержали и вернули на строительную площадку.

На горе у Тбилисского моря, где собирались поднять до небес монумент Сталину, заложили храм-музей в честь Грузии. Сюда по старой проложенной для подъема сталинского изваяния дороге доставили фигуры царей и полководцев. И начали монтаж невиданного в мире сооружения. Оно возвышается над горой как Акрополь в Афинах.

— Хочу пробудить Грузию, хочу видеть ее в радости, — сказал Зураб. И перевел на счет «Тбилтоннельстроя» 220 тысяч долларов.

Летом 1995 года я видел на вершине горы большую стройку, которая напомнила мне стройку Храма Христа Спасителя в Москве. Над горой поднимали циклопических размеров монолитные квадратные столпы высотой в десять метров каждый, площадью 25 квадратных метров. Это — пьедесталы и опоры одновременно. На них водружали бронзовые изваяния. Каждую фигуру дополняли надписи, цитаты из летописей, сочинений писателей и поэтов… Мне эти изваяния напомнили колоссов древнего Египта. Из них сооружали квадратный в плане храм-музей. Тогда монтажники работали в две смены. Сделано очень много. Но начатое так давно сооружение не закончено, когда пишутся эти строчки. Дороги к Храму все еще нет.

— Мы ему не помогаем, — признался президент Грузии президенту Румынии, когда они в начале июля 2002 года побывали в мастерской автора "Истории Грузии". И поручил помочь строителям, поставить охрану. Сможет ли кровоточащая от ран маленькая страна достроить монумент своего самого знаменитого соотечественника? Хотелось бы в это верить.

Воздух свободы опьянил многих художников и архитекторов, когда они услышали то, о чем открыто заговорили политики и публицисты. "Жить не по лжи", — призывал народ Солженицын. "Суть перестройки в правде", — вторил ему Ельцин, первый секретарь Московского горкома партии. Он впервые публично признал, что при советской власти уничтожено в одной Москве 2200 памятников истории и архитектуры. Он же утверждал, на радость москвичам, что проблема возрождения старой Москвы — задача политическая. Эти слова по тем временам значили — первостепенная, государственная. Новый хозяин Москвы задумал соорудить новое здание Московского горкома на Трубной площади, чтобы отдалиться от аппарата ЦК партии на Старой площади. Разрабатывался по его заданию проект Народного дома. Это развлекательно-просветительное сооружение должно было прийти на смену скучным дворцам культуры профсоюзов. Ельцина обуревали проекты и планы. Но дальше слов у него дело не шло. Все силы отнимала разгоревшаяся борьба за власть.

Церетели не считал, что ему пришла пора перестраиваться, включать некое ускорение. Он делал все, как прежде. Писал натюрморты, портреты знакомых и друзей. Отливал модели статуй и монументов, заполняя ими просторный двор в Багеби, превратившийся в музей скульптуры под открытым небом. Фигуры реальные и фантастические, шарманщики и воины, лошадки и ослики, герои сказочные и литературные, — все это и многое другое отливалось в бронзе. Попадая сюда впервые, каждый испытывал при встрече с множеством изваяний и картин потрясение. С каждым годом Зураб утверждался все больше в роли ваятеля. Но и картины множились беспрерывно. Среди безымянных персонажей во дворе в Багеби поднялась на крестообразном пьедестале святая Нино с крестом, сплетенном из лозы. Таким она крестила язычников-грузин.

Выше всех статуй возвышалась фигура юноши, вздымающего руки в победном порыве. Фигуру эту Зураб назвал «Свобода». Навеяна она была событиями, происходившими в Москве и Тбилиси. Люди все чаще стали выходить на улицы со знаменами и лозунгами, невиданными на прежних майских и ноябрьских демонстрациях. Хотелось установить «Свободу» на городской площади.

Такую фигуру, еще более высокую, увидел я на московском дворе, над оградой дома на Пресне, когда искал дом художника…

У Зураба хватало средств, чтобы заполнять двор мастерской новыми изваяниями. Он мог бы на свои деньги устанавливать их на улицах и площадях. Но для этого кроме личного желания автора требуется политическая воля. Ее не хватило ни тбилисским, ни московским "прорабам перестройки".

Политическая воля оказалась у Маргарет Тэтчер, премьер-министра Англии. Она во время визита в Советский Союз прилетала в 1986 году в Тбилиси и побывала в загородной мастерской Зураба. Есть фотография, на которой радостный хозяин мастерской на фоне картин и гостей целует руку "железной леди", посетившую его в Багеби. Зураб быстро сделал тогда рисунок с натуры. И за ночь перевел образ с бумаги в эмаль. На следующий день премьер Англии получила перед отлетом портрет в красивой раме. «Свобода» ей понравилась. Она предложила установить ее в Лондоне.

Портрет работы Церетели Тэтчер увезла в Лондон. О своем решении не забыла. По официальным каналам пришло приглашение на поездку в Англию, начались переговоры с министерством культуры Великобритании, властями, архитектором города, начали искать «Свободе» подходящее место.

В эти самые дни Европа переживала бурные события. В бывшей столице Германии, разделенной победителями на два государства, пала ненавистная немцами "Берлинская стена", политая кровью тех, кто пытался бежать из социалистической реальности в капиталистическую реальность через этот железобетонный барьер. Стена разделяла не только на две части город, но и два мира — социализма и капитализма. Стена казалась вечной. И вдруг она рухнула под напором народной стихии, умело управляемой политологами Запада.

Тогда Зураба осенила идея — поставить фигуру «Свободы» в проеме, символизирующем разрушенную "Берлинскую стену". В таком сочетании возникал образ человека, ломающего преграду. Идея понравиалась министру по делам искусств Ричарду Льюису, премьеру Маргарет Тэтчер. Статуе нашли престижное место в деловом центре Лондона. "Человека, который проходит сквозь стену" установили перед фасадом большого банка. По выражению одного из очевидцев, он "как бы взрывает мир Сити". Лондон стал первой городом Запада, где Церетели прописал свой монумент, посвященной мировому политическому событию…

На открытии автора представили супруге наследника престола — принцессе Уэльской. В светской беседе зашла речь о предстоящем аукционе в пользу Красного Креста. Зураб, ничего не говоря, послал на аукцион написанные в Лондоне натюрморты. Их продали после удара молотка за тысячи фунтов. Деньги автор передал Красному Кресту, которому покровительствовала леди Диана. После гибели принцессы Зураба не покидала мысль создать ее статую. Отлитая в бронзе, как живая, Диана в пышном платье эпохи королевы Виктории появилась во дворе на Пресне накануне 40-летия со дня ее рождения. Единственный символ, разорванный пополам свиток на пьедестале с именем «Diana», напоминает о трагедии, оплаканной миллионами.

— Такой я ее увидел на благотворительном вечере. Короткого общения мне было достаточно, чтобы воссоздать пластику Дианы, ее королевскую осанку. Над скульптурой я работал год с перерывами, работал для души.

(Не знаю, найдет ли себе место бронзовая Диана на родине. Но в Москве она его нашла на Петровке, во дворе музея современного искусства. Рядом с маршем лестницы Эйфелевой башни города Парижа, где оборвалась жизнь несчастной принцессы.)

Новая власть во главе с Горбачевым осыпала Церетели наградами, орденами, почетными званиями, втянула в бурную общественно-политическую жизнь. Зураба избрали депутатом Верховного Совета Грузии, заместителем председателя Советского комитета защиты мира. Это позволяло устанавливать связи с первыми лицами разных государств, ездить в дальние страны, проводить международные акции. По одной из них американцы проехали на теплоходе по Волге. Во время другой акции- советские люди совершили путешествие по Миссисипи. Руководили круизами Церетели и космонавт Гречко.

На родине Зураб основал Союз дизайнеров, что долгое время не удавалось сделать, поскольку дизайн находился в СССР в приниженном положении среди других ветвей изобразительного искусства. Были теоретики, считавшие эту сферу деятельности ремеслом, а не искусством. В ту пору впервые в жизни за подписью "З. Церетели" появились статьи: одна в «Правде» под названием "Что по силам дизайну?". Другая публикация вышла в популярном тогда «Огоньке» на ту же тему: "Дизайн — высокое искусство". По названиям виден полемический пыл, желание утвердить в обществе выстраданный всей жизнью взгляд на дизайн.

По списку Союза дизайнеров Церетели избрали народным депутатом. Он занял место парламентария в высшем законодательном органе СССР — Съезде Советов, воссозданном Горбачевым, решившим следовать курсом Ленина. В первые годы революции такой орган высшей власти заседал в Москве, пока не была принята сталинская Конституция. На глазах художника прошли драматические заседания в Кремле, где пришлось днями сидеть в кресле. На глазах всех рушилась страна, для которой Церетели столько сделал.

Никогда в своем доме не принимал Зураб столько знаменитостей, как в годы «перестройки». В Москву, чтобы посмотреть своими глазами перемены, устремились звезды мировой политики и культуры. Джеймс Бейкер, Перес де Куэльяр, Адриано Челлентано, Роберт де Ниро, Марчелло Мастрояни, Роберт Раушенберг — эти и другие подобные фигуры побывали на Тверском бульваре, 9.

— Никогда я специально не входил с кем-нибудь в контакт, все само собой получалось. Был в Бразилии — встретился с Пеле. В Америке общался с Робертом де Ниро и Лайзой Миннели, отцом Доналда Трампа. Он меня предупреждал, чтобы я не имел дело с его сыном, который строил небоскребы.

Мастерскую в Багеби, мастерскую на Тверском бульваре посетил Ельцин, взявшийся рьяно за проект "парка чудес", давнюю мечту Зураба и московских архитекторов.

Встречи, награды, командировки, звания профессора и действительного члена Российской академии художеств — все внешние признаки успеха были налицо. Зураб удостоился званий народного художника Грузии и Народного художника СССР. Все было, кроме одного, самого главного — новых государственных заказов. Дальше эскизов, бумажной скульптуры работа не шла.

Последний памятник открывала советская власть на Октябрьской площади, которой вскоре вернули историческое название — Калужской. Крупную фигуру вождя изваял маститый Лев Кербель, не раз выполнявший заказы на эту тему. Сколько правила страной партия, столько лет пытались соорудить громадный памятник Ленину. Под него начали возводить башню Дворца Советов на месте взорванного Храма Христа Спасителя. Башня замышлялась пьедесталом памятника.

Из этой затеи ничего не вышло: помешала война. При Хрущеве нашли другое самое высокое место в Москве, на Ленинских — Воробьевых горах. Проект требовал крупных затрат, деньги пожирала "холодная война". В год столетия со дня рождения Ленина в Кремле на месте разрушенного памятника Александру II появилась бронзовая фигура сидящего Ильича. К тому времени весь город покрылся статуями и бюстами, мемориальными досками в честь главы "рабоче-крестьянского правительства", приказавшего сломать памятники "царям и их слугам".

В Москве традиция устанавливать светские памятники, как уже сказано выше, возникла после пожара 1812 года. По примеру Парижа воздвигли Триумфальную арку. На Красной площади Минин и Пожарский предстали перед потомками в римских доспехах. Никто тогда по этому поводу не возмущался ни в прессе, ни в Английском клубе, где в общении аристократов формировалось общественное мнение второй столицы. (В таких же доспехах поднялся над Москвой-рекой Петр Первый, что вызвало громкие протесты многих несведущих людей.)

Спустя полвека после Минина и Пожарского торжественно открыли памятник Пушкину, созданный академиком Опекушиным. Статуя с первого взгляда полюбилась москвичам. То был случай, единственный в истории города: все другие памятники подвергались пересудам в обществе, резкой критике в печати. Император заказал тому же Опекушину монументы Александра II и Александра III для Москвы. Их установили в Кремле и перед храмом Христа. И по этому поводу никто публично в газетах не возмущался, не высказывал протест в связи с тем, что один скульптор построил три самых известных памятника.

Всего до 1917 года кроме названных — появилось несколько памятников Гоголю, первопечатнику Ивану Федорову, генералу Скобелеву, врачу Пирогову. Ленин приказал сломать памятники императорам и генералу. Он же распорядился составить "план монументальной пропаганды", включив в него имена революционеров, ученых и писателей, по оценкам большевиков, считавшихся прогрессивными, народными.

Советская власть устанавливала главным образом монументы "пламенным революционерам". Последним в этом ряду и был памятник Ленину, который открывал Горбачев. Монумент чуть было не повалила толпа в августе 1991 года. Ее пыл погасил Лужков. Но три монумента — Дзержинскому, Свердлову и Калинину — отстоять не удалось от гнева масс. Их отвезли в парк у Крымской набережной… Пьедестал памятника Калинину попал в руки Церетели. Этот большой камень был заложен на месте будущего "парка чудес" в Нижних Мневниках.

Как видим, наш герой начинал деятельность скульптора в городе, испытывавшем потребность в памятниках. На центральных улицах и площадях, за редким исключением — их не существовало. Утолить "монументальный голод" выпало на долю Лужкова и Церетели. Первый выступал в роли заказчика. Второй в роли исполнителя.

Триумф в Лондоне произошел в 1989 году. В том самом году Грузия приковала к себе внимание мира другим страшным событием. У здания ЦК, где бил фонтан под золотыми шарами, 9 апреля камни проспекта Руставели залила кровь. На улицы вышли толпы демонстрантов. Среди многих лозунгов был и такой: "Пусть мать Тереза посетит Грузию". На власть в Кремле веры не осталось. Пришлось Зурабу заняться поездкой матери Терезы и сестер ордена милосердия. Визит состоялся. Мать Тереза побывала в мастерской. Зураб написал ее портрет. Он хорошо запомнил жесты, улыбку легендарной монахини и изваял ее статую в реалистической манере.

— Никогда не забуду, как она поднялась по трапу, сказала речь, взмахнула рукой, повернулась и улетела. Я в Тбилиси сделал дом для ее сестер. Там сейчас живут монашки. Помогают бездомным. Больным. Это мой скромный вклад. Я ведь посол доброй воли…

(Модель памятника стоит в московском дворе. Бронзовая фигура матери Терезы подарена первому московскому хоспису.)

Церетели, прежде не интересовавшийся политикой, став народным депутатом, оказался в центре исторических событий. И тех, что происходили в Кремле, и тех, что будоражили мир.

СССР и США договорились не воевать друг с другом, начали уничтожать запас ракет с ядерными зарядами. В Америке их окрестили «Першингами». Аналогов этих монстров в Советском Союзе американцы назвали СС-20. Казалось бы, тема разоружения, далекая от творческих устремлений поклонника чистого искусства, не должна была вызвать желание найти ей монументальное выражение. Но именно эта важнейшая политическая акция пробудила фантазию, которая нашла образ, покоривший американцев.

— Однажды я увидел цветной сон — Георгия Победоносца, поражающего змея, — рассказал Зураб корреспонденту «Огонька» в начале 1990 года. — На две недели заперся в мастерской — никто не мог меня найти, все думали, что я за границу уехал. За это время сделал эскиз. Как осуществить замысел сам даже не знал. Он мне казался безумным…

Этому сну предшествовала идея более реальная — двух композиций из уничтоженных ракет — одну для СССР, другую для США. То был замысел парного монумента, наподобие установленного по случаю 200-летия Георгиевского трактата. Об этой идее рассказал корреспонденту «Известий» весной 1989 года.

В какой день осенила мысль копьем Георгия Победоносца, носителя Добра, поразить ракеты, носителей Зла? Фантазия соединила, казалось бы, несовместимые символы. В результате столкновения полярных понятий с разными знаками произошел творческий взрыв, родивший гениальный образ — воина, поражающего дракона, начиненного деталями смертоносных ракет.

То, что казалось поначалу безумием, практически реализовалось быстро. Идею поддержал Советский комитет защиты мира, обратившийся за содействием к министру обороны СССР маршалу Язову. Нужны были несколько списанных ракет. Армия по команде министра прислала в Багеби шесть ракет СС-20. Они стали игрушкой детей, ползавших по туловищам обезглавленных чудовищ, пока отливалась фигура Георгия.

С аналогичной просьбой — предоставить выпотрошенные от ядерных зарядов американские ракеты — Зураб обратился, будучи в США, к Генеральному секретарю ООН Пересу де Куэльяру. Идея ему понравилась. Он предложил установить монумент перед штаб-квартирой ООН в Нью-Йорке, у подножья небоскребов.

Дальше события развивались с нарастающей скоростью. В дни визита в Москву госсекретарь США Бейкер посетил мастерскую на Тверском бульваре и одобрил показанную ему модель. Георгий с деталями «СС-20» перелетел океан и в Нью-Йорк воссоединился с «Першингами».

— Я был поражен, не ожидал, что «Першинги» такие малюсенькие по сравнению с нашими «СС-20». Просто дюймовочки.

Ракеты вдохновляли художников с того дня, как они полетели в небо. На проспекте Мира ракета венчает обелиск в честь пионеров космонавтики. Но по проторенной дороге Церетели не пошел, использовал для монумента не саму ракету, а ее механическую начинку.

Столь же новаторской была мысль изваять Георгия Победоносца. За всю историю СССР никто из признанных художников не отважился на такой шаг после того, как церковь была отделена от государства и поставлена в приниженное положение. В 1917 году все гербы Москвы и России с образом Георгия Победоносца — низвергли. Георгиевские кавалеры, рискуя головой, упрятали ордена с образом святого Георгия в сундуки, откуда власть позволила их вынуть в Отечественную войну. Не бывая на политических митингах, Зураб интуицией художника почувствовал — пришло время вернуть Георгия народу.

Сколько иконописцев творили образ Георгия, сколько живописцев изображали всадника, поражающего дракона, сколько песен и стихов сложено в его честь! Этот древний воин стал символом Добра, побеждающего Зло. Этот образ вдохновлял творцов многих стран и народов. Статую Георгия создал Донателло. Его писали Дюрер, Кранах Старший, Рафаэль… С давних времен чтила святого Грузия, со времен Дмитрия Донского считался именно он покровителем Москвы, украшая гербы столицы и России… Казалось, что на одной шестой земного шара, на территории СССР, этот древний образ отслужил свое, навсегда ушел в прошлое.

Георгий Победоносец предстал глазам публики 5 октября 1990 года в Нью-Йорке. Никто не додумался до монтажа, казалось бы, несопоставимых образов — всадника на коне и ракет. Эта стыковка живых существ и изделий высоких технологий ХХ века производит мощный эмоциональный разряд в душе каждого, кто видит среди американских небоскребов рыцаря, поражающего чудовище. Этот прием искусствовед Олег Швидковский назвал "авангардистской смелостью". Такая смелость возникала не раз: и когда сплетались в ленту Мебиуса титановые кольца, и когда сливались воедино грузинская вязь и славянская кириллица, и когда герой проходил сквозь стену из глыб…

— Я знаю художника лично много лет, — начал речь Эдуард Шеварднадзе на церемонии открытия. — Он рассказал мне об этом проекте, когда никто не мог быть уверен, что советско-американский договор станет реальностью. Тем не менее, он начал работу вне сомнений, что эта цель будет достигнута. Таким образом, политические цели совпали с видением художника и волей и стремлением народов.

История знает много случаев, когда произведения искусства сливались с орудиями войны. Однако оружие редко становилось произведением искусства. Сейчас мы видим такую скульптуру.

Затем министр иностранных дел Советского Союза зачитал телеграмму Горбачева, президента СССР. Тот назвал Георгия "скульптурой мира, выполненной из ядерных ракет", "символом новых советско-американских отношений и будущей мирной жизни человечества".

Произнес тогда речь госсекретарь США, не забывший, в отличие от Горбачева, несколько раз помянуть взволнованного автора, после Брокпорта переживавшего триумф в Америке. Но теперь не в маленьком городке, а крупнейшем городе мира.

— Мы собрались здесь в полдень, чтобы чествовать художника и его работу и увидеть в них вдохновение. Это произведение выдающегося мастерства…

По этому торжественному поводу президент Буш направил приветствие, где кроме политической оценки акции были слова, адресованные творцу:

— Я рад присоединиться ко всем собравшимся на этой церемонии с благодарностью Советскому Союзу за этот дар и поздравить художника Зураба Церетели за его выдающееся достижение.

Триумф в Нью-Йорке попал на первые страницы ведущих американских газет, транслировался по каналам ТВ. И прошел незамеченным московской прессой, телевидением. Случись такое событие в недалеком прошлом, все бы газеты по команде, переданной по каналам ТАСС, подробно рассказали бы об очередной "яркой победе советского искусства", показали бы на снимках, что в крупнейшем городе Америки народный художник СССР удостоился великой чести. До Церетели ни один советский ваятель не устанавливал на улицах Лондона и Нью-Йорка монументы, посвященные историческим событиям. Статуя Вучетича "Перекуем мечи на орала", подаренная Советским Союзом ООН, стала символом, известным всем со школьных лет благодаря репродукциям. А монумент "Добро побеждает Зло" в исполнении Церетели не был поднят на щит советской прессой, занятой в те дни борьбой за власть.

Чем объяснить прохладное отношение прессы? Только тем, что когда в сферах высокой политики Горбачев и Шеварднадзе одерживали один успех за другим, в низких ее областях, экономике, внутренней политике, в межнациональных отношениях, "прорабы перестройки" терпели одно сокрушительное поражение за другим. Пустели полки продуктовых магазинов и универмагов. Разъяренные толпы выстраивались за бутылкой водки у зарешеченных окон лавок, где милиция не могла навести порядок.

Буш с Барбарой и Горбачев с Раисой Максимовной посетили мастерскую на Тверском бульваре. Президентам двух стран хозяин дома подарил бронзовые модели Георгия.

А Горбачев вручил Церетели в Кремле золотую звезду Героя Социалистического Труда и орден Ленина. Как сказано в указе, подписанном 11 ноября 1990 года, это звание присваивалось "за большой личный вклад в развитие советского изобразительного искусства".

Литейные заводы до конца 1991 года размножали статуи, бюсты, статуэтки Ильича… А на площадях к монументам вождя выходили толпы людей, не желавшие больше жить по его заветам. На митингах ораторствовали новые люди. Они звали к свободе. В Тбилиси ярче всех говорил Гамсахурдия, недавний диссидент, публично покаявшийся в своих заблуждениях перед телекамерами.

В Москве все шли на митинги слушать, что скажет Ельцин и демократы. Церетели не писал их портреты, не воплощал новоявленных героев в бронзе. Его томили другие образы.

— По большому счету, скучно стало жить, — говорил он после триумфов в Лондоне и Нью-Йорке. — Списали ракеты, американцы нас не боятся, мы их не боимся… Что должен теперь предложить художник? Новые искания, новую форму…

Этой новой формой стали Георгий Победоносец и святая Нино. Нужно было мужество и бесстрашие, чтобы создать в стране, где воцарилось безбожие и атеизм, бронзовые фигуры христианских святых. Зураб в конце ХХ века возродил древнюю традицию, вернул России и Грузии образы поверженных святых. Но художник не копировал прошлое, хотя прекрасно знал — кто и как творил до него "Чудо Георгия о змие". В каждой стране, в разное время Георгий Победоносец представал на иконах, картинах, в статуях с отличиями, свойственными национальным традициям и эпохе.

…Залитая асфальтом площадь у стен Кремля заполнялась народом, не желавшим больше жить под властью коммунистов. В унисон с Манежной площадью митинговал проспект Руставели. Там бурные демонстрации шли не только под лозунгами демократии, но и под страшным призывом: "Грузия — грузинам!" В Германии национализм вкупе с социализмом породил национал-социализм, погромы и мировую войну. В Грузии национализм под маской демократии породил шовинизм и гражданскую войну. Республика развалилась. Брат пошел на брата, сын на отца. С фасадов домов Тбилиси исчезли все надписи на русском языке. Титановые кольца Зураба, как мы знаем, взорвали по приказу диктатора. Стоявший на горе обелиск «Солнце» рухнул…

Никто не предполагал, что свобода приведет к гражданской войне. Придя к власти, президент Гамсахурдия, кумир толпы, назначил жившего в Москве художника заместителем министра иностранных дел Грузии. Это назначение ничего не изменило в жизни удостоенного такой чести. Надежда президента использовать международный авторитет и связи Церетели в своих интересах не оправдалась. Встрече с президентом Америки — не посодействовал. И Звиад сменил милость на гнев: лишил формальной должности и публично объявил бывшего "заместителя министра иностранных дел" врагом нации. И кто это сделал? Сын классика грузинской литературы, ученый-филолог, поэт и переводчик, хорошо знавший Зураба. Кто его не знал в городе, где все художники и писатели здороваются друг с другом, где все кругом или родственники, или товарищи и друзья, где все не раз сиживали вечерами за общим столом, пили вино и пели вместе грузинские песни…

Вместо песен засвистели пули. Диктатор сбежал из Тбилиси и погиб. "К власти в Грузии пришли известный вор и неизвестный скульптор". Так сострил Джаба Иоселиани, доктор филологических наук, защитивший диссертацию по теме "Комедийные маски грузинского театра", он же коронованный в юности в тюрьме "вор в законе", отсидевший в неволе за правонарушения восемнадцать лет. Вот этот герой современной истории стал главным действующим лицом трагедии, гражданской войны, главой Военного Совета. Другим борцом с диктатором выступил "неизвестный скульптор". Тот был младше Зураба на четыре года, поступил в Академию художеств на отделение скульптуры, когда тот учебу заканчивал. Они заочно встретились много лет спустя на проспекте Руставели в стенах магазина фруктовых вод «Лагидзе». Там Церетели проявил себя мастером дизайна. Тенгиз Китовани, будущий глава гвардейцев, свергнувших диктатора, — проявил себя в малых формах пластики из декоративного стекла. Этот же "неизвестный скульптор" в бою против диктатора разрушил здания проспекта Руставели…

Многие оплакивали тогда мужей, отцов и братьев. А Зураб оплакивал мать. Она умерла в горе, узнав из телепередачи, что ее сын объявлен "врагом нации". Длинные руки диктатора успели дотянуться до московской мастерской на Тверском бульваре. В окно на первом этаже дома влетела бутылка с зажигательной смесью. В огне сгорели сто картин, "Гитару Высоцкого" вынесли из огня с ожогами. Перед пожаром Гамсахурдиа звонил в Москву и приказал не принимать президента США…

Разве мог грузин отказать в гостеприимстве президенту страны, где ему было радостно жить и творить? Там стояли неколебимо пять «Подсолнухов» и «Прометей». Там в Нью-Йорке побеждал Зло Георгий Победоносец. А в родной Грузии монументы разрушали…

"Психи", пролив кровь, недолго правили в Тбилиси. Из Москвы после бегства свергнутого президента, вернулся домой бывший первый секретарь ЦК компартии Грузии, бывший министр иностранных дел СССР. "Неизвестный скульптор" и "известный вор в законе" были единодушны относительно того, кому отдать власть. В ответ на идею вручить ее одному проявившему себя политику доктор филологических наук сострил: "Зачем нам выводить на поле Нодия, если у нас в команде есть Пеле". Роль лидера снова взял Шеварднадзе. Среди грузин в Москве прошла молва, что перед отъездом на родину совещались в доме на Тверском бульваре лидеры разной ориентации, откуда все вместе дружно отправились на аэродром, чтобы лететь домой.

— Так ли это? — спросил я,

— Нет, не собирались у меня на Тверском бульваре. Я всех пригласил к себе домой в Багеби.

Как это произошло, в недавно вышедшей на русском в Москве книге под названием "Третье измерение", описал Джаба Иоселиани, бывший глава Военного Совета Грузии, в чьих руках была тогда фактически вся власть.

— 7 марта 1992 года еду в аэропорт — встречать Шеварднадзе. Из самолета первым выходит он, за ним идут наши ребята, охрана — бывшие спортсмены, борцовский состав, Нанули Шеварднадзе… Здесь и Зураб Церетели. Здороваемся, обнимаем друг друга. Часть народа прорвалась к самолету, тянутся к Шеварднадзе. Садимся в машины и выезжаем…

— Сегодня день рождения моей жены, — смущенно говорит Шеварднадзе…Зурабу Церетели большего не надо. Всех приглашает в свою резиденцию в Багеби. У Зуры как всегда стол накрыт со вкусом. Здесь наши так называемые светские представители, певцы. Нанули сидит в большом кресле юбиляра. Шеварднадзе рядом со мной. Кетовани и Сигуа (два других тогда самых влиятельных лица. — Л. К.). Я благодарен им, что не начали капризничать, и кажется, правда довольны. Я рассказываю Шеварднадзе о создавшемся положении.

Из этого описания видно, будущий президент Грузии возвратился на родину не только в одном самолете с другом, но и в одной машине с ним поехал в дом на горе.

— Я тогда поднял тост за Эдуарда Амвросиевича, за президента Грузии…

Спустя год после триумфа в Нью-Йорке, где президент США назвал Георгия Победоносца "выдающимся произведением", автор принимал в московской мастерской Буша-старшего с супругой Барбарой и Горбачева с Раисой Максимовной. На снимках, сделанных в тот вечер, Зураб выглядит счастливым человеком. В мастерской президенты двух великих держав увидели модель новых монументов — Колумба для Америки и Колумба для Испании.

В тот вечер казалось, что мечта установить на американском берегу монумент, равный по высоте небоскребу, сбудется быстро, если такие люди, как президенты США и СССР, принимают идею с радостью.

Но Бушу и Горбачеву править оставалось недолго…

Церетели задумал установить тогда два обелиска на одну тему — по случаю 500-летия со дня открытия Америки. Один монумент адмирала предназначался Европе, откуда с берегов Гвадалквиира ушли каравеллы. Другой — Америке, берегам океана, где парусники достигли Нового Света. Конечно, монумент на океане должен был быть намного выше того, что предназначался для реки.

— Я, когда у себя на Тверском бульваре принимал Буша, долго обсуждал с ним такой вопрос — должен ли Колумб быть выше статуи Свободы или ниже.

Буш сказал, что должен быть ниже.

Я ему возразил, что выше. "Сначала, говорю, — вы нашли Землю. И только после этого установили на этой Земле Свободу".

Статуя «Свободы» поднялась над берегом Гудзона на 85 метров. Не сразу ее полюбили. Статую Колумба для США Зураб решил поднять на 126 метров, создать культурно-торговый центр внутри громадного пьедестала…

Пришло время разбрасывать камни… В Москву в августе 1991 вошли танки, И вскоре с позором ушли. А в декабре развалилась великая держава. Созданные Зурабом по ее государственным заказам дворцы, пансионаты, монументы оказались разбросанными по разным независимым странам…

В тот тревожный год он писал картины, занимался делами Союза дизайнеров, принимал госсекретаря США и Генерального секретаря ООН, ходил на заседания Съезда Советов. Там разыграли последний акт драмы. Поверженный Горбачев запретил КПСС. Оставшись без стержня власти — страна развалилась. На флагштоке здания правительства в Кремле опустили флаг СССР.

Из "Белого дома" на Пресне президент России Ельцин переехал в Кремль, в кабинет сошедшего с исторических подмостков президента СССР. За шесть с половиной лет правления Горбачев не успел ничего построить в Москве.

Вся надежда оставалась на Ельцина, ставшего хозяином России. Но и на следующий год ничего не удалось создать за стенами мастерской.

В 1992 году Зураб полетел в Америку, чтобы представить модель Колумба властям штата, где намеревались установить монумент первооткрывателю Америки. В дальний рейс отправился впервые вместе с мэром Москвы Юрием Лужковым и его заместителем по строительству Владимиром Ресиным. На месте следовало решить множество вопросов. Полетел тогда в Америку и Эдуард Шеварднадзе, сошедший с капитанского мостика корабля «СССР». Время для такой поездки у бывшего министра СССР было. Он еще не ступил пока на мостик другого корабля под названием "Республика Грузия".

На презентации, как обычно в Америке, говорили много красивых слов, выпили много вина и виски. С тех пор не раз пришлось летать в Америку по делам Колумба, идею которого одобрил Буш-старший, покинувший Белый дом.

Не раз встречался автор Колумба с новым хозяином Белого дома, молодым президентом США Биллом Клинтоном. От тех встреч осталось много фотографий. На одних снимках Билл и стоящий рядом Ельцин держат в руках маленькую модель Колумба. На других фотографиях Клинтону преподносят большую модель Колумба, на третьих снимках художник вручает ему же памятную медаль с образом Колумба…

Подарил Зураб Константинович другу Биллу и нечто более для него ценное — портрет матери, выполненный в Москве.

Об этом портрете спросили у автора однажды:

— Правда ли, что вы написали портрет матери Клинтона и он этот портрет носит с тех пор с собой?

— Да, могу ответить — это правда. У Клинтона незадолго до одной из наших встреч умерла мама, и я по фото написал заказанный мне портрет. Во время презентации моего Колумба — переданного в дар США, Борис Николаевич подарил этот портрет Клинтону. Тут такое началось! Президент великой страны неожиданно заплакал. Все гости сбежались, в том числе жена президента Хиллари. Никто не мог представить, чтобы президент Америки при людях слезы лил…

Но даже слезы умиления не сдвинули дело с мертвой точки…

Ни Клинтон, ни Ельцин не стали патронами большого проекта. Американский президент отдал судьбу Колумба на откуп губернаторам. А у каждого из них нашлись проблемы, отодвигавшие монумент на задний план. У одного губернатора запротестовали индейцы штата, считающие первооткрывателя континента преступником. Другой штат не захотел, чтобы Колумб поднялся выше статуи Свободы…

А Ельцину после вхождения во власть стало не до монументов. Президент, по специальности строитель, за десять лет на посту председателя Верховного Совета РСФСР и президента России за пределами стен Кремля не построил ни одного здания, не установил ни одного памятника. "Царское дело" за него исполнял другой человек. По имени Юрий Михайлович Лужков, мэр и премьер Москвы. По профессии инженер-химик, в душе — градостроитель.

Новый этап жизни началась 27 марта 1993 года. Тогда на клочке бумаги возник крошечный рисунок — эскиз обелиска в образе штыка. Под ним появилась роспись — Ю. Лужков. Рисунок возник за дружеским столом в новой мастерской на Пресне, на порядок больше той, что осталась на Тверском бульваре. С тех пор там ее хозяин больше не живет и не пишет картин. В старой мастерской занимается только скульптурой. Оттуда модели отправляются на литейные заводы…

На Пресне в марте получил художник городскую усадьбу. Она расположена вблизи церкви святого Георгия и бывшей богадельни грузинского князя Михаила. Эти здания напоминают о живших здесь грузинах.

Усадьбой по адресу Б. Грузинская, 17, владел до 1917 года потомственный почетный гражданин Василий Александрович Горбунов. Он жил на широкую ногу, с автомобилем и телефоном. В справочно-адресной книге за 1917 год этого Горбунова представляют деятелем Российского Взаимного Страхования Союза, членом попечительского Совета Комиссариатского технического училища, членом Российского фотографического общества и Российского общества спасания на водах, наконец, директором товарищества "бр. Горбуновых". Оно, по всей вероятности, приносило доход, обеспечивающий столь широкий круг интересов, исчезнувших после прихода к власти товарищей-большевиков.

Усадьбу с главным домом и дворовыми постройками много лет занимало посольство Западной Германии, перебравшееся отсюда в новое здание.

Церетели давно просил у правительства большую мастерскую. Чиновники долго не решались передать частному лицу усадьбу. Такого прецедента в истории советской Москвы не было. В новой России — появился. Проблему решил Ельцин.

— Он у нас такой один, — сказал Борис Николаевич, — хорошо помнивший, в каком большом доме принимал его в Тбилиси радушный Зураб Константинович…

По этому поводу, отвечая на часто задаваемый вопрос относительно московского домовладения, его новый хозяин отвечает:

— Дом мне подарило правительство России, а я отдал Российскому посольству в Грузии свой дом в Тбилиси, приватизированный после независимости, там 4700 квадратных метров. В нем исторически было Российское посольство, там еще Киров работал. Так что вышло все справедливо. Хотя то не было обдуманной сделкой. А так и я сделал дар, и мне подарили.

В июле 2002 году российские дипломаты пригласили Церетели для консультации в стены построенного нового посольства России в Тбилиси. Здание расположилось на окраине города, по дороге в Багеби. Зураб предложил в парадном зале повесить три картины, виды трех городов — Москвы, Санкт-Петербурга и Тбилиси. А также герб России. Поскольку он записал размеры будущих картин и герба, то, я думаю, что сам и создаст. Какое это будет по счету посольство, которое украсит?

…Заканчиваю первую часть книги, хочу сказать под занавес. В особняк с мезонином на Большой Грузинской, 17, я постучался в холодный снежный день в конце 1993 года…

Конец шестой главы