"Стивен Дональдсон. Лорд Фаул Презренный (Хроники Томаса Кавинанта Неверую" - читать интересную книгу автора

Этот бессмысленный стишок назойливо вертелся в голове, подхалимски
хихикая, и дурацкий мотив стучал в висках, как оскорбление, словно
исполняемый на каком-то смычковом инструменте.
"Наверное, где-нибудь в мистических небесах вселенной, - думал
Кавинант, - есть некая ожиревшая богиня, с трудом вымучивающая мою
дурацкую судьбу: довольно одного пинка злобным взглядом - и я сразу
оказался поверженным. И до чего же я неповоротлив! Насмешка рождает страх.
О, это как раз про тебя, золотой мальчик".
Однако одной усмешкой от этой мысли было не отделаться, потому что
однажды он уже был чем-то вроде золотого мальчика. Брак его оказался
счастливым. В одном порыве вдохновения он написал роман, не имея ни
малейшего понятия о том, как это делается, и потом целый год видел его
название в списках бестселлеров. И потому денег у него сейчас было
достаточно.
"Я мог бы стать богачом, - думал он, - если бы знал, что напишу
настолько хорошую книгу".
Но он не знал. И даже сомневался, найдет ли издателя, - да, тогда он
сомневался в этом. Те дни были самыми счастливыми днями его жизни: он
только что женился на Джоан... Когда они были вместе, им не нужно было ни
денег, ни славы, вообще ничего. Воображение его тогда было озарено самым
настоящим вдохновением, и теплые чары ее гордости и страсти заставляли его
гореть подобно вспышке молнии, но не секунды, не доли секунды, а целых
пять месяцев в одном долгом неистовом взрыве энергии, который, казалось,
создавал природу земли из ничего одной лишь силой своего блеска - холмы,
утесы, деревья, клонящиеся под порывами пылкого ветра, ночные грабители -
все являлось на свет из вспышки этой белой молнии, ударившей в небо из-под
его блистательного пера. Когда все было закончено, он почувствовал себя
таким опустошенным и ублаготворенным, словно излил в одном любовном акте
всю любовь мира.
Ему было нелегко. Восприятие вершин и глубин, придававшее каждому
написанному им слову ощущение засохшей черной крови, было мучительно. А он
был из тех, кто любит вершины, но беспредельные эмоции давались ему
непросто. Однако это было восхитительно. Самоистощение на этом пике
энергии оставалось самым чистым и прекрасным из всего, что было у него в
жизни. Величественный фрегат его души пересек глубокий и опасный океан.
Кавинант отослал рукопись с чувством спокойной уверенности.
В течение этих месяцев творчества, а затем ожидания, они жили на ее
доход. Она, Джоан Кавинант, была спокойной женщиной, глаза и цвет лица
которой выражали больше, чем ее слова. Кожа ее имела золотистый оттенок, и
потому Джоан была похожа для него на теплую драгоценную сбрую, наполняющую
его радостью. Ее нельзя было назвать ни крупной, ни сильной, и Томаса
всегда смущало то обстоятельство, что она добывала средства для их
существования, объезжая лошадей.
Однако слова "объездка" или "дрессировка" ни в коей мере не отражали
ее мастерства в обращении с животными. В ее работе не было никаких
проверок на силу, никаких брыкающихся жеребцов с сумасшедшими глазами и
раздувающимися ноздрями. Кавинанту казалось, что она не укрощала лошадей -
она их обольщала. Одно ее прикосновение мгновенно успокаивало их
подергивающиеся мускулы. Ее воркующий голос заставлял расслабиться их
напряженные уши. Когда она садилась на них верхом без седла, то ее ноги,