"Юрий Осипович Домбровский. Ручка, ножка, огуречик..." - читать интересную книгу автора

тебе съездил? Ну-ка выпей воды.
Белоголового трясло, лицо его сразу промокло, и не оттого, что плакал,
а оттого, что его всего начало выворачивать.
- Давай валяй прямо на него! - насмешливо крикнул книголюб. - Вот
нашелся мне тоже иждивенец. Если плакать по любому гаду...
Прогудела сирена.
- Иду, иду, - сказал книголюб и вышел.
- Вот кого бы и сделал, - сказал беловолосый, - сразу бы...
- А он-то при чем? - удивился румяный с медицинским значком. - Ему
приказали, а он нам приказал. Вот и все.
Беловолосый сел за стол, открыл ящик, вынул бутылку, скусил
металлическую пробку, налил полный стакан и выхлестнул сразу. Потом
посидел, скрипнул зубами и вдруг ухнул ногой по тумбочке стола. Стол
загудел и задребезжал - он был фанерный, тут все было ненастоящее:
фанерное, клеенчатое, кроме запоров - вот те, верно, были стальные и
автоматические.
- Прямо сгрыз бы, - сказал лошадиный. - Слышал я этот приказ. Когда я
ему прорадировал, что этот выходит ко мне, он сказал: "Э нет, так не
годится. Иди и в дежурке жди. Раз он не боится, надо не предупреждать и
дело делать".
- Ну и что? И правильно, - сказал румяный. - Вот и сделали.
- А потом через сколько-то радирует мне: "Поезжай в лесную сторожку. Ты
не требуешься. На дачу поехал"
- Он и на дачу трех послал с машиной. Ему бы так и так был конец, -
сказал румяный, - так что не переживай
- И эта кукла удержать его не могла. Еще подвезла, чувиха безголовая.
- Тише! Они идут. Кончай выступать.


* * *


- Так Вармашев, - спросил писатель и нарочно переменил одну букву, - и
говорите, у него пол-литра?
- Даже больше, наверно. Там самогон гнали. Так, может, сойдем?
- Да нет, - улыбнулся писатель. - Уж, похоже, буду добираться до дома,
до хаты. - Но вдруг, когда книголюб был уже в тамбуре, крикнул: -
Секундочку!
Встречное предложение. Поедем ко мне. Ну и что что спят? В холле
посидим. У меня там заначка хорошая есть. Ради бога, только не
отказывайтесь! А то я совсем стал с ума сходить. Вот сижу с вами и наяву
брежу.
И тогда книголюб послушно возвратился, опустился на свое место.
- С вами куда угодно.
А он, старый человек, инженер душ человеческих, как некогда выразился
некто, тоскливо, с глубоким неуважением к себе подумал: "Какие же мы
все-таки трусливые твари! Позвони нам так еще парочку раз, и мы от всех
будем бегать. Те гады хорошо знают, что делают. Вот я расхрабрился, пошел
к ним, вернулся гордый, ничего, мол, не боюсь, а потом всю дорогу издыхал
от страха".