"Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 6." - читать интересную книгу автора (Гончаров Иван Александрович)

7. ‹Чтения романа›

Прежде чем роман «Обломов» появился на страницах журнала и, следовательно, неизбежно поступил на суд читателей (и критики), Гончаров неоднократно, как это

277

было и с «Обыкновенной историей» (см.: наст. изд., т. 1, с. 716-718), и с «Фрегатом „Паллада”» (см.: наст. изд., т. 3, с. 448, 524), читал главы и отрывки будущего произведения в кругу друзей и литераторов, советами которых особенно дорожил, очень внимательно и ревниво следя за их реакцией и поведением во время этих чтений.1 Возможно, еще в начале 1849 г. он читает в узком кругу отрывок из «Сна Обломова»; об этом свидетельствует приглашение В. А. Солоницына, адресованное А. В. Старчевскому, к Майковым на чтение Гончаровым своего произведения (см.: Летопись. С. 33), однако какие-либо отклики слушателей на это чтение нам неизвестны. После завершения вчерне части первой романа Гончаров читал «рукопись» у Е. Ф. Корша (см. письмо от 12 августа 1852 г. к Е. А. и М. А. Языковым). В конце ноября 1855 г. он читает главы из романа у П. А. Валуева (см.: Летопись. С. 54), о чем свидетельствует письмо к Е. В. Толстой от 1 декабря 1855 г. Об очередном чтении романа пишет в своем дневнике под 13 марта 1856 г. А. В. Дружинин (см.: Дружинин. Дневник. С. 378). Перед отъездом Гончарова за границу слушателем его был и Д. В. Григорович; из письма Гончарова к М. Н. Каткову от 21 апреля 1857 г. мы узнаем, что писатель «прочел ему две сцены из давно написанных, а он вообразил, что написано всё, и произвел слухи».

Как известно, работа над романом развернулась в основном за границей и была там почти завершена. В Париже состоялись два чтения глав из новых частей романа -19(31) августа и 20 августа (1 сентября) 1857 г., где присутствовали В. П. Боткин, И. С. Тургенев, А. А. Фет.

Гончаров так описывал первое чтение и его предысторию 22 августа (3 сентября) И. И. Льховскому: «Воротясь в 11 часов к себе, я узнал от гарсона, что в этой же гостинице du Bresil живет много русских, и, между прочим,

278

Фет, который в тот день женился на сестре Боткина, наконец, сам Боткин. Я увиделся с ними на другой день, а на третий день и с Тургеневым, третьего дня читал им свой роман, необработанный, в глине, в сору, с подмостками, с валяющимися вокруг инструментами, со всякой дрянью. Несмотря на то, Тургенев разверзал объятия за некоторые сцены, за другие с яростью пищал: „Длинно, длинно; а к такой-то сцене холодно подошел” – и тому подобное». Словом, литературные судьи, которым Гончаров читал новые, полуобработанные главы, были компетентнейшими и авторитетнейшими; после их одобрения можно было печатать роман в любом журнале. Парижские чтения несомненно были чрезвычайно важны для Гончарова – мнения Боткина и Тургенева послужили мощным стимулом для продолжения работы. Более всего он был благодарен Боткину, как самому благосклонному и внимательному слушателю, о чем свидетельствует письмо Гончарова от 25 августа (5 сентября) 1857 г. к Ю. Д. Ефремовой: «…Тургенев слышал только начало ‹…› а Боткин слышал всё и очень тонко понял, что я хотел выразить. Он предсказывает успех, но все мы трое решили, что за отделкой работы много».1

В памяти Гончарова парижские чтения запечатлелись во всех подробностях. В письме к И. И. Льховскому от 22 августа (3 октября) 1857 г. он просит передать Н. А. Майкову, что готов отплатить ему за эскиз «головки», который должен был закончить для него, «чтением» своего романа, присовокупив: «Он любит слушать меня», и тут же вспоминает реакцию Тургенева в Париже: «Тургеневу скажите, когда приедет, что я умер, да не совсем, и что, когда я писал, мне слышались его понуждения, слова и

279

что я мечтаю о его широких объятиях». В упомянутом уже письме к Льховскому Гончаров образно и с юмором рассказывает об этих удивительных чтениях, проходивших в дружеской и непринужденной обстановке: «На другой день (после первого чтения. – Ред.) мы все обедали у одного Шеншина (брата Фета, от другого отца) в отличном ресторане и отлично наелись и выпили немного; вечером я читал, но у меня не двигался язык. Боткин задремал, но при одной страстной сцене очнулся. „Перл! Перл!” – кричал он, но читать было невмочь. На другой день Тургенев уехал в поместье Виардо и через пять дней будет опять. Я сам в первый раз прочел то, что написал, и узрел, увы! что за обработкой хлопот – несть числа».1 Возвращается – несколько раз – к очень памятным дням Гончаров и в «Необыкновенной истории» (конец 1870-х гг.), где по вполне очевидным причинам уделяет много места поведению и словам Тургенева, изображенного в памфлетном свете: «Тургенев как-то кисло отозвался на мое чтение. „Да, хоть и вчерне, а здание кончено, стоит!” – сказал он почти уныло, чем несколько удивил меня. Я приписал это слабости моего пера». Вспоминает Гончаров там и более поздние, петербургские чтения, которые, по его свидетельству, произвели сильное впечатление на Тургенева: «В другой раз, когда я читал ему последние, написанные уже в Петербурге главы, он быстро встал (в одном месте чтения) с дивана и ушел к себе в спальню. „Вот я уж старый воробей, а вы тронули меня до слез”, – сказал он, утирая слезы». Отразилось такое внимательное и эмоциональное отношение Тургенева к роману и прямо в тексте «Обломова» (речь идет о выражении «голубая ночь» – «единственных двух словах», которые «подсказал» Гончарову Тургенев).2 В общем же, как пишет Гончаров в той же «Необыкновенной истории»: «Всех скупее на советы и замечания был Тургенев – и редко-редко скажет что-нибудь, а больше слушает да молчит».3

280

Чтения продолжались осенью того же года в Петербурге; Л. Н. Толстой в письме к В. П. Боткину и И. С. Тургеневу от 21 октября – 1 ноября 1857 г. сообщал, что Гончаров «потихоньку приглашает избранных послушать его роман…» (Толстой. Т. 60. С. 234).

Запомнились современникам, круг которых медленно, но все время возрастал, мартовские чтения 1858 г.: 1 и 3 марта «новый роман» Гончарова слушает А. В. Дружинин; 5 марта писатель читает его у издателя «Библиотеки для чтения» в присутствии Дружинина и П. В. Анненкова (см.: Дружинин. Дневник. С. 406). Впечатления от этих чтений описывает Анненков в письме от 10 марта 1858 г. к Е. Ф. Коршу: «На днях мы удостоились выслушать из уст самого Гончарова весь его роман вполне – „Обломов”. Чудная и превосходная штука. Образованная, добродушная и очень благородная по себе апатия влюбилась, засуетилась, хотела выйти из себя, но, попрыгав маленько, невидимо, незаметно опустилась опять к самой себе. Лицо женщины, растолкавшей апатию, особенно хорошо, рама картины мастерская, психологический анализ превосходен, и все кончается ровной грустью, как по отходящем явлении. Немножко многословно, но ведь мы умеем переносить недостатки, не то что московские сибариты, которые и в постель не ложатся, как только заметят складочку на простыне» (цит. по: ЛП «Обломов». С. 545-546).

Запись в «Дневнике» Е. А. Штакеншнейдер от 18 мая 1858 г. говорит о том, что чтения продолжались и в мае, причем слушатели позволяли себе критические замечания, в частности о главной героине.1

Интенсивно продолжаются чтения и осенью 1858 г. А. В. Никитенко записывает 10 сентября 1858 г. в «Дневнике»: «Вечером у Гончарова слушал новый роман его „Обломов”. Много тонкого анализа сердца. Прекрасный язык. Превосходно понятый и обрисованный характер женщины с ее любовью. Но много такого еще, что может быть объяснено только в целом. Вообще в этом произведении, кроме неоспоримого таланта, поэтического одушевления, много ума и тщательной, умной обработки.

281

Оно совершенно другого направления, чем все наши нынешние романы и повести» (Там же. С. 115). 13 сентября Никитенко присутствует на продолжении чтения (среди слушателей были А. А. Краевский, Вл. Н. Майков, С. С. Дудышкин). Одним из «практических» результатов осенних чтений были изменения, внесенные Гончаровым в текст романа; он писал И. И. Льховскому 17 октября 1858 г.: «…я переделал главу Штольц с Ольгой в Париже: она показалась слушателям неестественной, как и Вам».1 В октябре 1858 г. Гончаров читает роман у Е. П. и Н. А. Майковых: Е. П. Майкова 27 октября 1858 г. писала А. Н. Майкову: «Гончаров читал нам своего „Обломова”, он начал читать со второй части, женщины великолепны! Читал только два вечера, еще на два или на три осталось чтения; прерывается оно потому, что раз захворала Юния ‹Ю. Д. Ефремова›, а другой – Бенедиктов. Гончаров, кажется, еще что-то пишет» (цит. по: Летопись. С. 87).2