"Игорь Викторович Долгополов. Певцы Родины (о русских и советских живописцах) " - читать интересную книгу автора

знаменитый живописец.
Любопытный факт - в корпусе Павел был отмечен как ленивый в рисовании и
черчении ситуационных планов. Как же могло случиться, что, считавшийся
способным к живописи, он отстал в рисунке? Ответ весьма простой, хотя и
несколько неожиданный. Федотов правил чужие рисунки: "Я за это получал
булки, чего со своего рисунка взять было нельзя, и поэтому свой всегда был
неокончен..."
Кадетов учили "фортификации, экзерциции, верховой езде, закону божьему,
словесности, чистой математике, танцеванию" и многому другому, в том числе и
рисованию. Не все выдерживали муштру, многие г.оспи-танники оставляли учебу
из-за "трепетания сердца, аневризма и подобных болезней". Эти напасти, к
счастью, миновали Павла. Он прибыл в Петербург полным сил и энергии.
В лейб-гвардии Финляндском полку чсе полюбили талантливого юношу за его
жизнерадостность, умение сочинять песни и прекрасно исполнять их, за доброту
и, главное, за его способность к рисованию. Он писал портреты своих друзей
по полку, "и вот начали уже говорить, что всегда делает похоже".
Федотов серьезно интересуется искусством, посещает вечерние классы в
Академии художеств. Он пробует писать акварелью жанровые сцены из полковой
жизни. За одну из них получил в подарок от великого киязя Михаила Павловича
бриллиантовый перстень. Однако успехи не делали его счастливым.
"Столица поглотила пять лет моей лучшей молодости... Пока в столице,
успокойся сердцем, не жди и не обманывайся".
Художник удивительно тонко чувствовал красоту окружающего мира и не
принимал жестокости, грубости и меркантилизма петербургской жизни.
Постоянной спутницей его жизни в те годы была нужда.

"Свежий кавалер"

Маятник стенных часов печально отстукивал минуты, дни, месяцы серых
будней. Федотов, уйдя в отставку, оставил за дверьми маленькой квартирки на
Васильевском острове суету полковой жизни, светские порывы и желания души
своей. Он целиком отдался любимому труду.
Казалось, далеко в прошлое ушли долгие сомнения и колебания, лишь порой
вспоминались полковые друзья, давно позабывшие дорогу к художнику, и
осталась только одна неистовая, неутомимая жажда - постичь, овладеть тайнами
мастерства.
"Вам двадцать пять лет, - сказал ему однажды Карл Брюллов, глядя на его
работы, - теперь поздно уже приобретать механизм, технику искусства, а без
нее что же вы сделаете, будь у вас бездна воображения и таланта?.. Но
попытайтесь, пожалуй, чего не может твердая воля, постоянство, труд".
Прошло семь лет. И Федотов проявил волю и постоянство. Все это время
каждый день был предельно размерен. Вставал на заре, обливался холодной
водой (в любое время года) и уходил на прогулку. Бродил по городу, беседовал
с прохожими.
Придя домой, Федотов принимался за работу. Рисовал, писал, компоновал.
Наброски, эскизы, этюды создавались с энергией и упорством непостижимым, и
скоро результаты стали заметны. Его рисунок окреп, в нем появились
необыкновенный лаконизм и острота.
Он отказывал себе во всем. Уйдя в отставку в чине капитана, Федотов
получил весьма скромное содержание, из которого ровно половину посылал отцу