"Апостолос Доксиадис. Дядюшка Петрос и проблема Гольдбаха " - читать интересную книгу автора

забывать о давлении.
- Нет, папа, - ответил я, и это была чистая правда. - Ты мне никогда
ничего подобного не запрещал.
- Ты что, сам не знаешь, кто он такой? Разве я тебе не говорил тысячу
раз про моего брата Петроса?
- Да, ты мне тысячу раз говорил, что он жалкий неудачник, ну и что? Все
равно он твой брат, а мой дядя. И что такого ужасного, что я отвез ему
письмо? А если на то пошло, я не совсем понимаю, как может быть "жалким
неудачником" человек, имеющий ранг профессора одного из самых известных
университетов!
- Бывшего профессора! - зарычал отец, проясняя вопрос с буквой "б.".
Все еще дымясь, он произнес приговор за то, что он назвал
"возмутительным актом непростительного непослушания". Я едва мог поверить в
такую суровость: на целый месяц я подвергаюсь заключению в своей комнате и
выходить могу только в школу на уроки. Даже еду мне будут приносить в
комнату, и мне запрещается разговаривать с ним, с мамой и вообще с кем бы то
ни было!
Я отправился отбывать наказание, чувствуя себя мучеником за Истину.

В тот же вечер отец тихо постучал в мою дверь и вошел в комнату. Я
сидел за столом и читал и, подчиняясь его приговору, даже не произнес ни
слова приветствия. Отец сел напротив меня на кровать, и по выражению его
лица я понял, что произошли какие-то изменения. Теперь он был спокоен и
даже, похоже, испытывал какое-то чувство вины. Начал он с заявления, что
наложенное на меня наказание было, "возможно, несколько излишне сурово", а
потому объявляется недействительным. Потом он извинился за свой тон -
поведение для него не только не характерное, но беспрецедентное. Он
понимает, что его вспышка была несправедливой. Было неразумно, сказал он - и
я с ним, естественно, согласился, - ожидать от меня, что я пойму то, чего он
никогда не давал себе труда объяснить. Он никогда не говорил со мной открыто
о дяде Петросе, и теперь пришло время исправить "эту прискорбную ошибку". Он
хочет рассказать мне о своем старшем брате. Конечно, я был весь внимание.
Вот что он мне рассказал.
Дядя Петрос с самого раннего детства проявлял исключительные
способности к математике. В начальной школе он поражал учителей легкостью, с
которой решал арифметические задачи, в средней школе с неимоверной быстротой
овладел абстрактными понятиями алгебры, геометрии и тригонометрии. О нем
говорили "вундеркинд" и даже "гений". Их отец, мой дед, хоть и не имел
высшего образования, показал себя человеком просвещенным. Вместо того чтобы
подготовить Петроса к работе в семейном деле, он поощрял сына следовать
велениям своего сердца. Еще не окончив школу, Петрос поступил в Берлинский
университет, который с отличием окончил в девятнадцать лет. На следующий год
он получил степень доктора, а в двадцать четыре года был принят на должность
профессора в Мюнхенский университет - в таком возрасте такого положения еще
не достигал никто.
Я слушал, вытаращив глаза.
- Не похоже на карьеру "жалкого неудачника", - не удержался я.
- Я еще не закончил, - возразил отец.
Но тут он отклонился от повествования. Без вопроса с моей стороны он
заговорил о себе, о дяде Анаргиросе и об их чувствах к Петросу. Младшие