"Апостолос Доксиадис. Дядюшка Петрос и проблема Гольдбаха " - читать интересную книгу автора

проблема континуума, алеф, Тарский, Готтлоб Фреге, индуктивные рассуждения,
программа Гильберта, теория доказательств, риманова геометрия, проверяемость
и непроверяемость, доказательство непротиворечивости, доказательство
полноты, множество множеств, универсальная машина Тьюринга, автоматы фон
Неймана, парадокс Рассела, булевы алгебры... В какой-то момент мне
показалось, что в гипнотизирующих волнах речи я различил слова "проблема
Гольдбаха", но не успел я сосредоточиться, как тема пошла разворачиваться
дальше по новым волшебным путям: аксиомы арифметики Пеано, закон
распределения простых чисел, замкнутые и открытые системы, аксиомы, Евклид,
Эйлер, Кантор, Зенон, Гедель...
Как это ни парадоксально, но лекция "Формально-логические основания
математических теорий" так поразила мою незрелую душу именно потому, что не
открыла мне ни одной тайны из тех, о которых в ней говорилось, - не знаю,
был бы тот же эффект или нет, если бы все тайны разъяснялись в подробностях.
Я понял наконец значение надписи на входе в Академию Платона: "Удеис
агеометрос эйсето" - "Да не войдет сюда не знающий геометрии". Мораль этого
вечера выделилась с хрустальной ясностью: математика - это нечто бесконечно
более интересное, чем решение квадратных уравнений или вычисление объемов
тел, презренные школьные задачки. Ее служители обитают в истинно
концептуальных небесах - величественный мир поэзии, куда нет входа
нематематическому хои поллои [2].
Этот вечер в Греческом математическом обществе стал поворотным пунктом
моей судьбы. Тогда и там я впервые твердо решил стать математиком.

К концу этого учебного года я получил первое место в школе за успехи в
математике. Мой отец похвастался этим перед дядей Анаргиросом - кто бы
сомневался!
Это был предпоследний школьный год, и я уже решил, что поеду поступать
в университет в Соединенных Штатах. Поскольку американская система высшего
образования не требует от студентов при поступлении указывать специализацию,
я могу не сразу открыть отцу ужасную правду (так он, без сомнения, оценил бы
это решение) еще на несколько лет. (К счастью, оба моих кузена уже приняли
решение, которое гарантировало моей семье новое поколение менеджеров.) А
пока я морочил ему голову туманными разговорами о своих планах изучать
экономику, тайно обдумывая свой план: когда я уже буду в университете и от
власти отца меня будет отделять весь Атлантический океан, вот тогда я и
направлю свой корабль туда, куда зовет меня судьба.
В этом году в день апостолов Петра и Павла я уже не мог больше таиться.
Улучив момент, я отвел дядю Петроса в сторону и выпалил:
- Дядя, я хочу стать математиком.
Однако мой энтузиазм не встретил сочувственного отклика. Дядя молчал,
но его бесстрастный взгляд с напряженной серьезностью уставился мне в лицо -
я с трепетом понял, что именно так должен был он выглядеть, когда пытался
проникнуть в тайну проблемы Гольдбаха.
- Что ты знаешь о математике, молодой человек? - спросил он, помолчав.
Тон его мне не понравился, но я продолжал по намеченному плану:
- Я был первым в классе, дядя Петрос, я получил школьную награду!
Он некоторое время обдумывал эту информацию, потом пожал плечами.
- Это важное решение, - сказал он, - и его нельзя принимать без
серьезного размышления. Приезжай как-нибудь, и мы поговорим. - И добавил, в