"Хаймито фон Додерер. Дивертисмент N VII. Иерихонские трубы" - читать интересную книгу автора

производила впечатление полного абсурда. Даже при втором приседании на
него едва ли кто обратил внимание, быть может, люди думали, что он обронил
какую-то вещицу и теперь поднимал ее. Когда он присел в третий раз, я
прошел вперед, причем так близко от него, что он потерял равновесие, и ему
пришлось опереться левой рукой о тротуар. В большом кафе "Грайлингер", где
табун кресел и обитых красным скамеечек уходил в глубину зала, было еще
почти пусто, причем в левой его половине не было вообще ни души. Проходя
мимо кельнера, я на ходу сделал ему заказ, направился в тот вакуум, что
царил слева, и сел за самый отдаленный столик. Тут же в кафе появился
Рамбаузек и двинулся ко мне. Я поглядел на него: он был совершенно
раздавлен, это было ясно с первого взгляда. Я сидел на скамеечке с мягкой
обивкой, засунув руки в карманы брюк и вытянув ноги. Пенсионер уже почти
дошел до меня. Вдруг я заметил, что его глаза, сожрав то небольшое
расстояние, которое нас еще разделяло, буквально прыгнули на меня, и в
следующую секунду он уже обеими руками схватил меня за глотку. Но он
подскочил так торопливо, что не рассчитал своих движений - мои вытянутые
ноги очутились между его ногами. Я раздвинул свои ноги, и он упал на
скамеечку напротив. Он уставился в меня все еще вылезшими из орбит
глазами, но возбуждение в них быстро гасло. Он отвел взгляд.
- Извините меня, господин доктор, - сказал он, - я споткнулся о ваши
ботинки.
- Так я и понял, - сказал я.
Кельнер принес мне кофе. Я заказал для Рамбаузека двойной коньяк и
содовую. Потом передал ему деньги. Еще раз пересчитав всю сумму, он
тщательно засунул деньги в бумажник. Вслед за тем он жадно выпил коньяк и
выкурил предложенную ему сигарету.
- Советую вам не задерживаться, господин Рамбаузек, - сказал я, когда
он кончил пить, - все уладилось наилучшим образом, благодарю вас.
- А я вас еще куда больше благодарю, - ответил он, вставая. Какой-то
миг он явно колебался, однако я руки из кармана не вынул; тогда он
поклонился (и надо сказать, с достоинством) и ушел. Я глядел ему в спину.
Он как раз надевал шляпу, и тогда мое внимание привлекли его волосы на
затылке и вообще форма головы. И тут я вдруг почувствовал, что он тоже
божье творение. Я зашел слишком далеко. В эту минуту мне стало как-то не
по себе.
Несколько дней спустя мы повстречались на улице, и он поклонился мне с
большой почтительностью. И вряд ли можно было отрицать, что тем самым он
оказался на голову выше меня.



2

Недалеко от города, чуть выше по течению реки, почти у самого берега,
из воды торчат обломки парохода, подбитого во время войны. Сверху - вся в
выбоинах жестянка, а снизу это еще корабль, иначе его и не назовешь; так
вот, из этой жестянки к небу вздымается длинная черная труба, и кажется,
гудит над рекой и серо-зелеными берегами, словно это последний,
нескончаемый гудок, но только беззвучный. При низкой воде большая часть
корабля лежит уже на сухом берегу и из-за своего веса все глубже утопает в