"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

остановки раньше, чтобы пройтись пешком. Он шел молодцеватым и спорым шагом.
Отец любил повторять, что, когда тише едешь, дальше будешь от того места,
куда едешь, и заверял меня: дескать, быстрая ходьба утомляет куда меньше
медленной. Я силился не отставать, то и дело пускался вприскочку.
- Плечи назад, - командовал отец. - Дыши глубже. Голову подними повыше.
Вот так. Миру смотри прямо в глаза!
Я понял это как некое духовное наставление. Но не сумел усмотреть здесь
также самоуговора, который теперь мне виделся в его словах довольно явно, -
обычная ситуация, когда родитель выражает свои собственные надежды в виде
категоричных поучений ребенку. Исходя из той же идеологии здоровья и
гигиены, он требовал, чтобы, принимая душ, я заканчивал процедуру под
холодной водой; я к этому стремился, тренировал себя, засовывая под холодную
воду сперва голову, потом плечи и так далее. Однако дольше нескольких секунд
дело не шло. Еще он мне показал, как надо после этого обтираться полотенцем,
орудуя им, как чистильщик бархоткой, когда наводит блеск на ботинки.
- Сильнее три, - советовал отец. - Надо, чтобы кровь к коже прилила.
Едва мы вошли, бабушка спросила:
- Ну, так и где же Роуз?
Нимало не смутившись, отец объяснил, что она плохо себя чувствует.
Бабушка явно все поняла. Покачала головой. Мой добродушный дед сидел в своем
кресле у приемника. Мы приложили с ним ладонь к ладони, и он сказал:
- А ты вырос с прошлого раза.
Бабушка суетилась, расставляя чайные чашки. По дороге в гости отец
зашел в кондитерскую Саттера около Фордэм-роуд. В центре стола красовался
теперь принесенный им оттуда сдобный каравай с корицей, выпеченный в форме
шляпы с полями и называвшийся бабка.
День уже перешел в вечер, становилось поздно, а мы все сидели, причем с
отцом всегда так - сперва он опаздывал, а потом допоздна засиживался. За
окнами потемнело, мне становилось скучно. Дед курил свои овальные сигареты
"Регент", а бабушка, которой в отсутствие матери не с кем было ссориться,
выглядела очень довольной, раскованной и беззастенчиво лезла в финансовые
дела нашей семьи. Приставала к отцу с деловыми советами. Отец обожал ее,
называл "мамеле", что значит мамочка. Потом они с дедом заговорили о войне в
Испании. Согласились на том, что нежелание президента Рузвельта помочь
испанскому правительству в борьбе с фашистами трагично. Отец разгорячился.
- Гитлер посылает пикирующие бомбардировщики, Муссолини посылает танки.
Нет, это черт-те что, папа. На Юге до сих пор за участие в выборах надо
вносить плату. Линчуют негров. О чем только Рузвельт думает? Наконец, мы о
чем думаем?
Мой дедушка был более спокоен:
- Нельзя ждать от Рузвельта, чтобы он перестал быть политиком, - сказал
он. - Даже от нашего высокочтимого Рузвельта.
Было уже довольно поздно, и по радио начали передавать постановку
"Призрак". Призраком был Лэмонт Крэнстон, богатый повеса, обладающий
способностью затуманивать людям мозги и становиться невидимым. Таким
способом он боролся с преступностью. "Кто знает, какие пороки таятся в
сердцах людей? - говорил он своим невидимым голосом в начале каждой
программы. - Это знает Призрак!" Затем он издавал сдавленный гнусавый
смешок, звук которого наводил на мысль о его собственной порочности. Это
всегда меня слегка коробило. Переход Призрака в состояние невидимости