"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

за две монетки - нашего кроху, малого кроху. У меня не было ни малейшего
представления, что все это должно значить, и спрашивать я не хотел (боялся,
что примутся отвечать), но почему-то эта песенка мне ужасно нравилась.
Когда пришло время расходиться, тетя Френсис, говорившая в это время с
мамой о бедной ее матери, встала, и они с мамой обнялись. У дяди Эфраима
была золотая зубочистка, которую он носил на цепочке, как брелок. Ковыряясь
в зубах, он прикрывал рот ладонью. Мы всем скопом набились в такси дяди
Фила; машина была марки "де-сото", и там имелись откидные сиденья.
Тесновато, конечно, но мы поместились. Я сидел у отца на коленях, и к тому
времени, когда мы въезжали в Бронкс, я уже спал. Сперва Фил подбросил
дедушку с бабушкой. Потом довез нас до самой двери. Со мной на руках отец
поднялся на крыльцо, и я в блаженной полудреме чувствовал прохладу ночного
весеннего ветерка, он овевал мне уши, словно эхо еще звучащих в мозгу
пасхальных песнопений.

13

Школа была всего в полуквартале от дома, за углом 173-й улицы, но,
когда я начал туда ходить, у меня переменилась вся жизнь. Шесть лет - все,
больше не ребенок. Я надевал белую рубашку с бордовым галстучком. Теперь и у
меня по утрам время было расписано по минутам. Подобно брату и отцу, я
должен был выходить из дому в определенный час; в двенадцать я забегал домой
перекусить и убегал обратно в двенадцать сорок пять, а затем, по возвращении
из школы, всего через час-другой я уже должен был усаживаться за домашнее
задание. Серьезность такого служения мне нравилась. Читать я выучился без
усилий. Полуинтуитивно я давно уже разбирал кое-что в книжках. Я даже не
заметил, когда именно я в полной мере овладел чтением. С числами было
сложнее.
Учительница миссис Калиш в первый же день, когда я появился на ее
уроке, спросила меня, не брат ли я Дональда. И пояснила, что он был
прекрасным учеником, пожалуй, даже ее любимым учеником из всего того
выпуска. Впоследствии постоянное сравнение с братом начнет раздражать меня.
Но тогда я улыбнулся, гордый такой известностью. В том, что я способен
одолеть премудрость, я не сомневался. Школа меня не пугала. Бывало, и не
раз, что меня прямо в классе рвало. С последствиями такого рода бедствий
дворник справлялся запросто. Он приносил ведро воды с нашатырем, швабру,
совок, мусорный бачок и мешочек опилок. Сперва забросает гадкую лужу
опилками, сгребет совком, потом вымоет весь участок пола аммиачной водой, и
запаха как не бывало. Кстати, непонятно, почему это у нас в семидесятой
начальной школе ребятишек так часто рвало. Как ни странно, казусы с уборной
случались реже - возможно, потому, что правила посещения уборной были
довольно-таки свободными.
Меня живо интересовали и всяческие школьные причиндалы: толстая цветная
бумага, банки сметанно-белого клея, брусочки мела, большие, больше куска
хозяйственного мыла, губки для вытирания доски, которые полагалось выносить
на двор и хлопать одна о другую, выбивая из них пыль. Удостоиться этого,
получить право совершенно самостоятельно выйти из класса и спуститься в
залитый солнцем внутренний двор, означало большое достижение. Другим знаком
отличия было, когда тебя назначают ответственным за оконные шторы, которые в
течение дня приходилось то и дело поправлять, так как солнце, перемещаясь по