"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автораиз конца в конец квартала. Пятнуха на глаза не попадалась. От ужаса ее
потерять мое маленькое сердце отчаянно забилось.Мы то бежали, то шли, и мать засыпала меня вопросами: не видел ли я, в какую сторону она побежала? Как это я не заметил, когда она сорвалась? Все спрашивала и спрашивала. Приговор ясен. Мать ужасно на меня рассердилась. В то же время она выразила надежду, что Пятнуха сбежала наконец окончательно. "Глаза бы мои больше ее не видели!" - в сердцах проронила мать. Вот так вот она всегда: чуть что случись, сердится и на того, из-за кого случилось, и на того, с кем. Я чуть не плакал. И вдруг вижу: Пятнуха переходит авеню Маунт-Иден от "Овала" к большому парку. Поводок волочится по земле. - Пятнуха! - Мы бросились через сччччччччулицу. - Пятнуха! - кричал я. Она - ноль внимания. А на нее мчится автомобиль. Машин она никогда не понимала. Вот и опять - застыла посреди дороги. Вдруг она легла на брюхо, вся расплющилась, морду вжала между лапами, и машина проехала над нею. - О господи! - вырвалось у матери. Мы перебежали "Овал", выскочили на дорогу. Машина - "нэш" или "гудзон", я толком не разглядел - не остановилась. Водитель Пятнуху даже не заметил. Она как плюхнулась, так и лежала - не шевельнувшись. Только глядела на нас снизу вверх своими темными, с застывшим в них ужасом глазами. Из ее спины был выдран большой клок шерсти. Поскуливала. "Пятну-ушечка!" - протянула мать, опустившись на колени и обнимая собаку, которую сама же и презирала. Дрожа, Пятнуха поднялась на ноги. За исключением того клока шерсти, она, в общем-то, была как новенькая. Пятнуха послушно засеменила к дому за нами следом, а я сжимал огрызок ее поводка обеими руками. наперебой хвалили ее за недюжинный ум, проявленный в критический миг перед надвигающимся автомобилем; то, что она проявила глупость, вообще оказавшись на пути этого самого автомобиля, не упоминалось. Мать смазала ей ссадину вазелином, и через час уже казалось, будто ничего не произошло. И я опять отправился глазеть на Смита. Он работал неторопливо и размеренно, как всякий опытный трудяга. Увезя последнюю тачку с углем, вернулся и окатил тротуар из шланга. Большая клякса черной пыли растворилась. Потом, восстановив кругом чистоту и порядок, Смит медлительно удалился в свой полуподвал. Стояла тишина, я сидел на крыльце один. Моя собака была вне опасности. Сидя на ступеньке, я смотрел на мирную, сверкающую улицу. Теперь, когда этот пронизанный солнцем день уходил, казалось, что исторического явления грузовика с углем не было вовсе и что невесомый свет, переливчатость водяных брызг - как ни крути, суть главные силы, правящие вселенной. Есть где-то пленка - черно-белая, восьмимиллиметровая, и там запечатлен момент, когда по поручению брата я должен был держать заводную пружинную кинокамеру "Универсаль", которую однажды принес и подарил нам отец. Камера была не больше пачки сигарет, хотя и много тяжелее. Моей задачей было жать на кнопку, снимая Дональда и его друзей, собравшихся на солнышке вокруг Пятнухи перед складчатыми дверьми соседнего с нашим домом гаража. Сперва сцена степенна: ребята сидят и стоят на коленках, собравшись, будто игроки команды вокруг своего талисмана4. Пятнуха лает и дергает поводок, который Дональд еле удерживает. Кто-то машет рукой, все улыбаются, но тут Пятнуха прыгает, сшибает наземь одного из стоявших на коленках, и вскоре все валятся |
|
|