"Виктор Доценко. Биография отца Бешеного " - читать интересную книгу автора

Дневников я никогда не вел, переписывался только в юношеском возрасте, да и
то во времена какой-нибудь сумасшедшей влюбленности.
Что же делать? О чем писать? И как писать? Трудно сказать, сколько бы я
еще пребывал в неуверенной растерянности, но однажды мы вновь встретились с
Писателем за "рюмкой чая" и он, после возлияния, неожиданно спросил:
- Ну что, Виктор, начал писать?
- Начал? Да ты что, я ж только что закончил свою одиннадцатую книгу,
дай немного отдохнуть от Бешеного, - устало воскликнул я.
- При чем здесь Бешеный, хотя я с огромным удовольствием читаю его
истории, я имею в виду книгу о тебе самом.
Тут я откровенно и вывалил на него целый самосвал своих сомнений: в
том, что вряд ли людям будет интересно читать о моей жизни, и в том, что
никогда не вел дневников, а память моя не столь совершенна, чтобы вспомнить
все даты, имена, точные названия мест, то есть именно то, к чему я столь
скрупулезно отношусь в своих романах, а кроме того, я вообще не имею
понятия, о чем писать.
Слушая мои доводы, Писатель взорвался:
- Что за детский лепет? Тебе Бог дал талант, и грех не воспользоваться
этим даром. Ты много видел и знаешь, умеешь увлекательно выстроить
повествование, у тебя легкое перо, и потому лично я с большим удовольствием
читаю твои книги.
- Да, но... - робко попытался возразить я, но он словно не слышал меня
и все больше входил в раж:
- Перестань талдычить о том, что не знаешь, о чем писать! Да если бы ты
написал только то, о чем рассказывал на наших вечеринках, то и этого бы
хватило на целую книгу!
- Может, это и интересно для узкой компании, - возразил я, - но для
посторонних людей...
- Пойми, читатель, купивший твою книгу и начавший ее читать, уже не
сможет остаться к тебе равнодушным, - продолжал настаивать Писатель. - Ты
вспомни, чем только тебе не приходилось заниматься в жизни, чего только не
пришлось повидать и пережить! После нашего с тобой давнего разговора я сунул
нос в тетрадь, где делаю разные заметки для себя, так, на всякий случай, и
был поражен тем, что в разное время записывал о тебе.
- О чем ты говоришь? Чему там поражаться? - отмахнулся я и чуть
поморщился.
- Ты хочешь конкретики? Изволь! - Писатель нагнулся, достал из своего
"дипломата" толстую тетрадь. - Ты хочешь конкретики? Читаю: твой рекорд по
юношескому легкоатлетическому многоборью в зональных соревнованиях в Сибири,
на Урале и Дальнем Востоке продержался более двенадцати лет. Так?
- И что? - не без удивления бросил я, пытаясь вспомнить: когда успел
рассказать об этом.
- Не перебивай! - оборвал он. - А недавно я узнал от твоего тренера...
- Вадима Константиновича?
- Да, я встречался с Дармо по своим делам, но разговор зашел и о тебе.
Оказывается, ты был чемпионом Москвы.
- Ну... - Я чуть смутился, словно учитель поймал меня на каком-то
вранье.
- Учась в пятом классе, ты сбежал из материнского дома, который
находился, если мне не изменяет память, в Омске, и добрался до самой Москвы,