"Марина Добрынина. Принц Эрик и прекрасная посудомойка (Тетрадь 2) " - читать интересную книгу автора

высмотреть. Так и тянуло спросить, как там рожки у пастушка, выросли?

И вот подъезжаем к помосту. Не знаю, какому чудо-архитектору пришло в
голову соорудить подобное, хм, как бы его назвать, в общем нечто. Оно весьма
похоже на трибуну, потому что внизу вроде как лестница. Еще оно похоже на
эшафот. Или это мне так кажется. Фантазия-то, как замечает порой мой
высокородный супруг, больная. В общем, на это, высотой метров так пять,
сооружение, я, находясь в здравом уме и какой-то там памяти, в жизни бы не
полезла. Если бы не долг. Ноблес, знаете ли, обязывает. И потому, с тяжким
вздохом, но сохраняя на лице лучезарную улыбку, готовлюсь к выползанию из
средства передвижения. Сияющий Эрик уже спешился и стоит у дверцы, ручку
подает. Изображает из себя примерного супруга. Популярность, надо полагать,
завоевывает. Но я этому драгоценному, мужу, то есть и повелителю, ручку
протягиваю, мол, держи, дорогой не надорвись и тут каким-то неизвестно каким
по счету чувством улавливаю непорядок какой-то. Хватаю Эрика за лапу и падаю
спиной обратно в карету. Успеваю увидеть растерянное лицо принца и отметить
блеск занесенного над его высочайшей спиной ножа. Но поздно. Эрик, крепко
ухваченный мною за верхнюю конечность, уже валится на меня сверху, а лицо,
замыслившее оставить меня вдовою во цвете лет, позорно промахивается. И
тишина. Эрик привстает легонько, вглядывается в меня вопрошающе, мол чего
это ты мне церемонию портишь, я тоже выглядываю из-за его плеча и замечаю,
как бравые гвардейцы крошат на мелкие куски то, что осталось от покусителя.

- Зайчик, - говорю, - подожди возмущаться, оглянись.

Эрик, само собой, следует моему совету, он вообще у нас мальчик
послушный периодически, меняется в лице (он еще и сообразительный) и
выпрыгивает на свежий воздух. Я, оправляя помятое платье, выбираюсь вслед за
супругом. И вижу. На мостовой, покрытой дощатым настилом для ровности хода
лежит в луже крови труп мужского пола. И что-то в чертах трупа этого, само
собой, в уцелевших чертах, чудится мне знакомое. Постепенно это самое
"чудится" перерастает в уверенность в том, что где-то я эту физиономию
видала, когда она еще принадлежала более живому существу. И тут меня
прямо-таки озаряет - да это же дружок братика моего двоюродного! Ну тот
самый, с которым они меня из мешка выпутывали в бытность мою товаром для
борделя. Те же глазки, тот же носик курносенький. Да и по идиотизму
совершенного, стало быть, тоже он.

Народ, сперва безмолвствовавший, теперь начинает нервно
переговариваться. Эрик, понимающий, что разрулить обстановку как-то надо,
галопом вскарабкивается на помост, который, впрочем, для произнесения речей
и обозрения народом лиц королевской крови и предназначен, и закатывает
пламенный спич на тему: не боись, я с вами, пронесло. Люблю и т. п.

Если бы он так меня в первую ночь уговаривал, я бы, наверное, меньше
размышляла на тему отдаваться или нет.

Подхожу к помосту тоже, потому что и я здесь, вроде как, не чужая, с
помощью Эрика помещаюсь на него и начинаю кивать в такт словам
свежеспасенного мною супруга и радостно улыбаться. Почему радостно, потому