"Владимир Добряков, Александр Калачев. Хроноагент ("Хроноагент" #1) " - читать интересную книгу автора

на Лубянку.
Нет, ну его к черту. Гоню эти мысли подальше вместе с копошащейся
где-то в глубине думкой о том, что все-таки что-то не сходится. Если война
начнется не так, значит, и пойдет она не так. А отсюда следует? К дьяволу!
Свихнуться, а это мне сейчас ни к чему. Буду лучше делать то, для чего я
здесь. Им, как говорится, виднее. Кому все-таки "им"? И чего компания тем
временем меняет тему. Все разговаривают каком-то новом фильме. А мне даже
название его ничего не говорит.
После четвертой Костя, пехотный лейтенант, садится к пианино и хорошо
поставленным голосом запевает "Выхожу один я на дорогу". Общество довольно
стройно подтягивает. Я тоже присоединяюсь. Спели еще пару песен. Неожиданно
Сергей достает гитару, протягивает ее мне и говорит:
- Давай, Андрюха, дерни что-нибудь свое. Вы знаете, Андрей - наш
полковой поэт, сам песни пишет, сам поет.
- Серьезно? - удивляется поэт-журналист Виктор. - Любопытно, любопытно!
Просим!
Я смотрю на Сергея. Вот уж подставил, так подставил! А тот протягивает
мне гитару и широко улыбается. Нечего, мол, стесняться! Ударь по струнам,
продай талант!
Ситуация... Чувствую на себе заинтересованные взгляды собравшихся и
беру гитару. Хорошо, что хоть гитара, а не рояль. Но что я буду петь? Я им
не Высоцкий и не Окуджава. Машинально перебираю струны.
Какое-то чувство улавливает взгляд более, чем другие, заинтересованный
и более сочувствующий мне. Поднимаю глаза. Почти напротив сидит светло-русая
девушка с большими карими глазами, смотрит на меня, улыбается и ждет. Тоже
ждет!
Ну, бог с вами! Я, конечно, не Высоцкий, но кто обвинит меня в
плагиате? И я запеваю "Еще не вечер!". Впечатление весьма благоприятное.
Виктор пытается влить ложку дегтя: в эпоху фрегатов, мол, не было
"кольтов", но его никто не слушает. Все требуют еще. Запускаю на пробу
"Бумажного солдатика". Тоже - на ура.
Сергей смотрит на меня квадратными глазами и качает головой. Он явно
никогда не слышал от меня этих вещей и сейчас гадает, когда это я успел их
сочинить.
Мне наливают рюмку поглубже, я выпиваю, и меня несет...
В течение почти часа я чередую Высоцкого с Окуджавой, того со шлягерами
сначала шестидесятых, а потом и более поздних годов.
Кареглазая Ольга подсаживается поближе ко мне и слушает, затаив
дыхание. Постепенно я начинаю петь персонально для нее.
Не знаю, что там думали ее друзья, но я не о них думал, когда, глядя
прямо в большие карие глаза, выдавал: "Чистая моя, строгая, как бы я хотел
рядом быть!" или "Посмотри, как я любуюсь тобой, как Мадонной Рафаэлевой!".
Но после того, как я пообещал взять велосипед и привезти ей букет, поскольку
я-де ее люблю, Сергей принимает спасительное для меня решение:
- Все, все! Пощадите моего товарища, он уже хрипит! Предлагаю
пропустить еще по одной и пойти прогуляться на набережную.
Предложение принимается. Пока все собираются, Сергей отводит меня в
сторону.
- Ну, ты дал! Что раньше-то молчал?
- Да вот, прорезалось, - только и нахожу я что сказать.