"Густав Даниловский. Мария Магдалина [love]" - читать интересную книгу автора

Вифлееме, куда отправился Иосиф, - там он был приписан по безбожному
декрету Цезаря - исполнились дни Мариины, там родила она сына... Из
Вифлеема происходит Иисус. И знайте еще, - добавил Иуда таинственно,
нервно поводя плечами, - из дома Давидова, как высчитали и узнали мы,
происходит он.
Последние слова Иуды произвели сильное впечатление на слушателей.
Лазарь приподнялся немного, как бы пытаясь встать, лицо его смертельно
побледнело. Симон как стоял на месте, так и застыл в этой позе с поднятой
вверх головой: казалось, что он всматривается потухшими, выцветшими
глазами в далекое небесное видение;
Марфа не сводила встревоженного и беспокойного взгляда с мужчин,
словно искала на их лицах истину.
Меньше всех была взволнована Мария: она уже слишком далеко отошла от
верований, надежд и тоски своей среды, чтобы оценить важность принесенных
известий и чувства, возбуждаемые ими. Кроме того, она не доверяла Иуде,
прекрасно помня, какие сказки рассказывал он ей раньше, и подозревала, что
все это он говорит далеко неспроста.
Мария справедливо оценивала Иуду, но только отчасти.
Иуда был действительно по натуре своей лукав, часто лгал, но не
всегда сознательно. Очень часто он просто не в силах был бороться со своим
кипучим воображением и бурным темпераментом, так легко перебрасывающим его
из одной крайности в другую. Его яркая фантазия бессознательно окрашивала
действительность в те краски, которые он сам желал в ней видеть и показать
другим.
Необыкновенно способный, несмотря на отсутствие образования, он
обладал порядочным запасом то тут, то там нахватанных сведений, отличался
проницательным умом и большим житейским опытом, умел быстро
ориентироваться в запутанных делах и вопросах того странного, непонятного
мирка, раздираемого внутренними распрями, но сдавленного железным кольцом
римлян, какой представляла из себя Иудея в те времена.
На этой постоянно потрясаемой внутренними землетрясениями и пылающей
скрытым огнем почве Иуда с ранней молодости основывал свой храм
самолюбивых грез - возвыситься во что бы то ни стало, хотя бы пришлось для
этого перейти через грязь и кровь. Но отсутствие выдержки в его планах,
словно фурия поспешности, гнало его с места на место, обращая в прах все
ловко задуманные интриги.
Шли года, а Иуда по-прежнему оставался все тем же бездомным бродягой.
Некоторое время он носил белые одежды, платок и топорик ессеев, живших
жизнью общины, но не выдержал испытаний сурового ордена, изгоняющего из
повседневности всякое наслаждение, как зло. Потом он решил стать искусным
знатоком Священного писания, но ни сухая схоластика, ни туманный мистицизм
не могли примириться с его живым, реально настроенным умом.
Будучи затем довольно долгое время на службе у священников-саддукеев,
он проникся их холодным эпикуреизмом и в глубине души стал сомневаться в
святости предписаний суровой обрядности. Только в мелких сумятицах,
волнениях и уличных буйствах он чувствовал себя в своей стихии, но всегда
умел вовремя отступить, когда дело принимало неблагоприятный оборот.
И при появлении Иоанна Крестителя он быстро присоединился к нему,
считался его ревностным последователем, но потом позорно отрекся от него,
тем более, что аскетическое учение сурового анахорета слишком