"Михаил Дмитриев. У тихой серебрянки (про войну)" - читать интересную книгу автора

поздравил народных мстителей с праздником, рассказал о событиях на фронте и
от имени командования объявил благодарность всем отличившимся в боях.
Комиссар объявил благодарность и подпольщикам. Мне, присутствовавшему на
этом необычном митинге, было приятно слышать, что и мы вносим свой вклад в
общенародное дело. Затем Игнат Максимович подвел итоги боевой деятельности
отряда. Около двух с половиной тысяч гитлеровцев и их пособников нашли себе
смерть на нашей земле в результате диверсий на шоссе, железной дороге и
разгромов вражеских гарнизонов.
- Это хорошая помощь Красной Армии, которая в труднейших условиях ведет
бои с немецко-фашистскими захватчиками, - сказал комиссар. - Есть твердая
уверенность в том, что партизанские силы умножатся. Залогом этого -
всенародная поддержка нашей борьбы, наши резервы в народе.
Затем мы долго сидели у костров, вспоминали и мирные дни, и боевые
будни. Тут же под треск сырого валежника заводили песни - довоенные песни.
Но праздник праздником, а о делах не забывали. Кончались боеприпасы, и
группа в пять человек во главе с Арсеном Степановичем Бердниковым (он только
накануне перешел в партизанский отряд) отправилась на двух подводах в
Буда-Кошелевский район, Подпольщики узнали, что недалеко от деревни Лозов, в
лесу, находятся склады оружия и боеприпасов, которые в 1941 году оставили
фронтовые части, оборонявшиеся на участке Жлобин - Рогачев. Попав в
окружение, красноармейцы не смогли вывезти их. Население скрывало от
оккупантов местонахождение складов, хотя везде были расклеены приказы,
обязывающие сдавать каждую винтовку, каждый патрон.
Группа Бердникова вернулась в лагерь о двумя доверху нагруженными
подводами. Станковый и два ручных пулемета, пятьдесят винтовок, десять тысяч
патронов, два ящика гранат - вот какие "трофеи" достались ей. Командование
приказало Арсену Степановичу подготовить еще семь подвод для поездки в
лозовский лес.
Тогда же было принято решение о передислокации лагеря. Партизаны
длинной цепью шли на юг, вдоль болота. Я шел вместе с ними. Остановились
километрах в трех от деревни Хвощ, в урочище Воронка, возле небольшой лесной
речушки, из дна которой били ключи. Решили устроить здесь временный лагерь.
В теплое время это куда проще: выбирали место посуше, подстилали мох, ветки
и ложились в обнимку с винтовкой. Крышей служили густые кроны столетних
деревьев. Когда же заладили нудные холодные дожди, стали делать шалаши.
Поздняя осень 1942 года сама устала от дождей. Земля будто наотрез
отказалась принимать влагу. Болота налились через край. Вокруг новой
партизанской стоянки была одна вода, и земля словно растворилась в ней.
Перемена в погоде пришла неожиданно. За считанные часы все изменилось.
Северный ветер зябко прошелся по полям и лесам, сбросил последние капли
дождя и пригнал сюда налитые холодным свинцом низкие тучи. К вечеру они,
казалось, зацепились за вершины елей, распороли на них свое мутное нутро, и
повалил снег. Лужи потускнели, уплотнились, а ночью их схватил мороз.
На рассвете уже пылали костры, но набрякшая водой, а теперь задубевшая
одежда только дымилась от яркого пламени и, казалось, утратила способность
даже чуть-чуть согревать.
К Дикану подошел Арсен Бердников, спросил:
- Как зимовать будем, комиссар? Партизан по хатам не расселишь. Не то,
что самим опасно, а люди из-за нас опасность примут...
- Прикажите - срубим землянки, - предложил Максим Автушков, самый