"Андрей Дмитрук. Ночь молодого месяца (Авт.сб. "Ночь молодого месяца")" - читать интересную книгу автора

зашептать на ухо подруге, косясь при этом на Сержа, чтобы он растерялся,
начинал делать промах за промахом, скучнел, мрачнел и в конце концов
умолкал совсем, иногда чуть ли не со слезами на глазах. (Может быть,
полное равнодушие к людям и их мнению - это и есть секрет успеха помянутых
мной гениев адаптации?..)
Серж довольно часто влюблялся, многие охотно назначали ему встречу, но
тут же разочаровывались, поскольку мой романтичный друг уже считал
избранницу необыкновенным существом, своим вторым "я" и обрушивал на нее
все свои переживания и выстраданные мысли. Видя же, как прекрасная дама
становится все холоднее, мой друг начинал донимать ее столь страстными и
требовательными признаниями, что мигом отпугивал окончательно. (Он был
единственный сын: его родители уезжали в долгие командировки, и Серж с
малолетства оставался на попечении безвольной старенькой бабушки наедине с
огромной библиотекой.)
В общем, я от души радовался за Сержа, когда мне удалось свести его с
Ириной. В давнее студенческое время мой роман с ней не удался: она
властолюбива, и я тоже... Ира умна, эрудированна, энергична; была замужем
и разошлась не по какой-нибудь тривиальной причине, вроде мужниного
пьянства, а из-за несходства убеждений! Продолжает ожидать принца, однако
настолько трезва житейски, что понимает: скорее всего принца придется
ваять самой из потенциально подходящего на эту роль.
Серж ей подошел. Они не только выдержали почти ежедневные встречи в
течение полугода, но даже обменяли свои однокомнатные квартиры на одну
двухкомнатную, и Ира окончательно добила моего друга тем, что оделась для
регистрации брака в черное велюровое платье.
Он металлофизик, я археолог. Нас объединяет пристрастие к возвышенному
и отвлеченному. Впрочем, если высокоуглеродистые стали и гексанитовый
абразив для меня совершенно недоступны, то Сержа мне удалось заразить
археологией. То есть не столько самой наукой, сколько тем духом
полусказочных культур, который делает священнодействием нашу кротовью
работу.
...Право же, мне самому никогда не представлялся главной задачей
скучный, рассудочный анализ: как, допустим, изменилась рукоять боевого
топора за пятьсот лет. Нет, каждая культура вызывала к жизни яркий
чувственный образ. Именно оживление образной _сути_ прошлого было для меня
дороже всего. Разве археология только упорядочивает, но не воскрешает?!
...Страшная гробовая теснота непомерных каменных масс, кучно стоящие
звероголовые монстры и среди них - большеглазый смуглый мальчик с тонкой
шеей, наивный и важный, в золоте, с накладной бородой, - игрушка хитрых
стариков. Золото, жара, одуряющие благовония, монотонный звук струн - вот
Египет. Стены из раскрашенных черепов; пыль на подстриженной траве
священного стадиона; солнце и резкая тень пирамид, колокольчики на шеях
грязных лам. Быть крови сегодня. Жестокие и скрытные дети - ацтеки...
Отдохнем на краю дороги под меловым склоном, над бирюзовым щитом моря.
Разломим ноздреватую лепешку, положим на нее желтоватый сыр. Выпьем
терпкого вина, предварительно возлив Тучегонителю. Эллада...
Все-таки я косвенный виновник пропажи друга. Читая на стенде розыска
список примет Сержа, я дошел до одежды. Джинсы старые, гимнастерка
армейская, очки темные, солнцезащитные, сумка синяя на ремне через плечо,
с надписью: "Аэрофлот". Обморочные секунды я пережил. Значит, Серж