"Андрей Дмитрук. Следы на траве (Повесть, фантастика)" - читать интересную книгу автора

Он убрал свою ревущую пламенем, разрушающую все на своем пути
оболочку. Воздух, горячий, пропахший паленой резиной, был тем не менее
годен для дыхания. Медленно остывала под ногами шапка пузырящейся породы.
Вторым своим, тепловым зрением Валентин различил изгиб гладких стен,
цепь стеклянных плафонов по потолку.
Тихо, точно боясь кого-то потревожить, разведчик двинулся по
коридору, вдоль одинаковых люков со штурвальными колесами замков. На
каждой бронированной плите - маленькое круглое окошко с толстым стеклом и
рельефный знак над ним. Очень знакомые знаки... Ба, да это арабские цифры
и буквы латинского алфавита! Начертания давно устаревшие, ведомые лишь
историкам, но земные, безусловно земные... Значит, Валентин все-таки на
"Земле-прим". И здесь - "цивилизация-прим", полный двойник нашей, только
со сдвигом лет на пятьсот в прошлое...
Тут Валентин поймал себя на том, что рассуждает невозмутимо, точно в
восстановленной реальности. Недостаток воображения, что ли, мешает? Вроде
не было раньше такого греха, даже наоборот... Тогда почему невозможно
убедить себя, что этот резиновый ковер под ногами, утопленные в массивных
рамах люки с аккуратными номерами, запыленные плафоны, - что все это
находится дальше от дома, чем любые галактики? Что ты, именно ты оправдал
все разочарования и потери, и безумную надежду многих поколений
разведчиков, найдя иное человечество? Может быть, слишком мала цена за
потрясающую находку - порыв свежего ветра да секунды темноты, - и теперь
просто не верится, что все происходит наяву? В космосе-то открытия
достаются куда труднее...
Нет. Все-таки дело в ином. Второе человечество на параллельной Земле
- это ожидаемый вариант. Литературный. Предсказанный. Бронированные люки,
окошки, номера. Не то секретный завод, не то бомбоубежище, не то военная
база. Обидно и скучно.
...Постой! Так ли уж пусто и безжизненно подземное здание? За одной
из дверей - источник слабого, прерывистого биополя.
Он лбом прижался к теплому "глазку" в двери. Стекло чуть подрагивало
от работы машин внутри комнаты. С каким-то одушевленным посапыванием
трудились маленькие насосы, стучал компрессор. Иногда сквозь общее
бормотание пробивался четкий звон. Белым сгустком, излучающим тепло,
разбухшей мумией покоился человек в густой жидкости, налитой до потолка.
Паутина проводов и трубок, сойдясь со всех сторон, вросла в его плоть.
Лобанов видел вялую, полуугасшую жизнь. Только голова, просверленная
электродами, излучала лихорадочный ореол.
Впервые в жизни Валентин пожалел, что умеет видеть и чувствовать так
много - стократ больше недавних предков, которые довольствовались
природными органами и даже не пытались улучшить себя, свято веруя в некую
мистическую чушь под названием "природный облик". Отвращение, доходящее до
тошноты, боролось с жадным любопытством - и любопытство, конечно же,
победило. Прижимаясь лбом к стеклу и ладонями к броне, Лобанов увидел,
услышал и вдохнул то, что пестрым водоворотом кружилось под пробуравленным
черепом спящего.
...Словно выброшенный катапультой, он влетел в мир тысячи сверкающих
красок, в мир без оттенков: меловая белизна, ядовитая зелень водяной
нитчатки, алый лак, химическая синь. Все здесь было залито меркурианским
солнцем, оглушено громовыми звуками, музыкой какого-то вселенского парада.