"Андрей Дмитрук. Следы на траве (Повесть, фантастика)" - читать интересную книгу автора

телохранителями, собственной полицией; порою вспыхивали настоящие бои,
трещали пулеметы, ухали взрывы, сшибая пеструю развлекательную
архитектуру... Лакомые до наслаждений попадали в злачные места; чуявшие
молодецкую удаль промышляли разбоем; в нужный момент на воющих
транспортерах врывались пестуны, под общий гвалт волокли в тюрьму или
попросту пристреливали кого надо, разных там болтунов и вольнодумцев - ах,
какой гениальной выдумкой был Нижний город! И Земля ничего не могла тут
поделать, только посылать своих проповедников. Свободные люди добровольно
выбрали себе образ жизни, а кому это не нравилось, тот мог поцеловать их в
задницу...
В полном сознании трудности поставленной задачи Пауль вступил на
тротуары Нижнего города. Кругом царило дешевое, детски-наивное, густо
замешанное на пошлости, но все же впечатляющее многоцветье: яркое тряпье в
витринах, майки с фосфоресцирующими надписями, сигареты вперемежку с
презервативами, бижутерия среди радиодеталей...
Скоро Пауль вышел на маленькую площадь. То ли случайно, то ли
благодаря издевательскому "дружелюбию" клана, именно здесь, на фоне
крикливых реклам, был воздвигнут памятник в честь первого контакта с
Землей: на высоком постаменте две безликих обнявшихся фигуры из черной
бронзы - творение скульптора-авангардиста, одного из тех, кому дозволил
самовыражаться тот же великий Казарофф. У ног двух уродов прикорнул
третий, вроде бы женской стати, вцепившись в камень длинными суставчатыми
пальцами. Пауль знал, что это изображение первой жительницы Вальхаллы,
встреченной Валентином Лобановым, бродячей художницы по имени Урсула.
Убитая каким-то патрульным среди снегов, эта падчерица общества через три
десятилетия сделалась чуть ли не святой и запечатлена в бронзе.
Увернувшись от одинокого грузовика, тарахтевшего через площадь в
направлении порта, и дипломатично ответив аборигену с разбитой в кровь
мордой, задававшему несвязные вопросы фонарным столбам, - Пауль покинул
открытое пространство и снова углубился в кривые, узкие улицы.
Скоро он обнаружил то, что надо, - красную занавеску в окне первого
этажа - и позвонил условной серией у обшитой жестью двери с глазком...
После некоторой возни дверь отворил небритый седой мужчина, по земным
канонам - отвратительно рыхлый, с волосатым брюхом, выкатившимся из-под
майки на пояс теплых рейтуз. Это был хозяин квартиры, водитель
дальнорейсовых камионов Михай Георги. За его спиной горел тусклый свет.
Было жарко натоплено, пахло табаком и прокисшим супом.
- Здравствуйте, - сказал Пауль. - Я Ляхович. Можно?
Глазенки у Михая были недобрые, кабаньи, будто раздумывал - не
броситься ли? Но нет. Помял ладонью подбородок - щетина заскрежетала, как
железная, - посторонился и молча махнул рукой, приглашая.
Пауль вошел, нагнув голову под низкой притолокой. Двое сидели у
неряшливого стола. Горела настольная лампа; углы терялись в темноте, лишь
белела смятая постель.
Он знал их по голографическим снимкам, по описаниям. Длинноносый
узколицый мужчина со смуглой бескровной кожей, почти лежавший на столе,
был Педро Кабрера, истопник в меблированных комнатах. Женщина, сидевшая
рядом, уборщица из дринк-бара, по имени Эдит, изможденная, страшноглазая,
с челкой до переносицы, не выпускала изо рта сигарету в мундштуке.
Эти люди были пьяны - пьяны сумбурным утренним хмелем, когда голова