"Яков Ноевич Длуголенский. Жили-были солдаты (Рассказы и повесть) " - читать интересную книгу автора

Потом Брыкин попробовал гречневую кашу.
- Ты масло положи, - обиженно сказал повар. - Что же ты без масла
пробуешь?
Брыкин положил. Каша оказалась тоже что надо.
А потом Брыкин попробовал компот.
- Ну, - тревожно спросил повар.
- Ну? - спросил Миша тревожно.
- Что надо, - сказал Брыкин.
И повар сразу потерял всякий интерес и к Мише, и к Брыкину. Стал
командовать кому-то, чтоб резали хлеб. Раз вкусно, что же теперь
беспокоиться? Надо теперь кормить.
Когда Миша и Брыкин вышли из столовой, Миша спросил Брыкина:
- А чего он вас про здоровье спрашивал? Вы что, болели?
- Нет, - сказал Брыкин. - Это он волновался.
- А чего он волновался?
- Вкусный обед или нет. Может, это только ему кажется, что вкусный, а
я попробую и скажу, что нет... Вот он и волнуется. У него обеды всегда
вкусные, но он всё равно волнуется. Такая уж должность - повар.


НЕРАЗГОВОРЧИВЫЙ ЧАСОВОЙ

Тут они подошли к домику, где хранилось знамя, вошли, и Миша сразу
увидел знамя: оно стояло на возвышении, под стеклом, а рядом был часовой.
Брыкин отдал знамени честь.
Миша тоже хотел отдать честь, но, во-первых, постеснялся, а
во-вторых, не знал точно: отдают моряки сухопутному знамени честь или не
отдают.
Миша посмотрел на часового. А часовой посмотрел на Мишу. У часового
шевельнулись только глаза - сам часовой не шевельнулся.
- Здрасте, - сказал ему Миша.
Часовой не ответил.
- А он что, не дышит? - спросил Миша.
- Что ты, дышит, - сказал Брыкин.
- А не шевелится почему?
- А потому, что он - часовой у знамени. У знамени часовой не
шевелится.
- И давно не шевелится? - спросил Миша.
- Вот, - сказал Брыкин, - скоро уже два часа.
И тогда Миша подумал, что часовой устал, наверное, не шевелиться так
долго, и сказал Брыкину:
- А давайте принесём ему табурет. Он посидит немного, отдохнёт, а
потом опять встанет и опять не будет шевелиться.
- Нельзя ему это, - сказал Брыкин.
И Мише показалось, что часовой хотел улыбнуться, но не стал.
- Нельзя ему, - повторил Брыкин. - Сядешь на табурет и уснёшь. А тут,
сам понимаешь, знамя...
- Да, - сказал Миша, - понимаю. Знамя.
И тут вспомнил, что рассказывал ему папа про знамя, и ещё вспомнил
про Гашетку, испугался и сказал: