"Димитр Димов. Осужденные души" - читать интересную книгу автора

- Да, почему бы нет? - подтвердил Луис.
Взгляды их встретились, взгляды, закрепившие молчаливое согласие, если
злобную радость, с какой Луис готовился нанести ей последний удар, можно
было назвать согласием.
- А после ты дашь мне морфий? - спросила она.
Еще раз она выказывала свой бешеный нрав: вопрос был задан не из
недоверия - она еще раз хотела подчеркнуть свое презрение к Луису, свою
неуязвимость даже в грязи падения. И она продолжала с оскорбительным
равнодушием, точно все, что произойдет, ничуть ее не трогало:
- Ты - законченный мерзавец!.. Теперь мне понятно, почему ты запросил
такую фантастическую сумму. Ты умеешь пользоваться случаем! Ты не лишен
такта. И подлости тоже! Видимо, кокотки тебе приелись. Давно ли у тебя
появилась склонность к женщинам не твоего кабацкого круга?
Она стала снимать туфли, но Луис остановил ее движением руки. Она
посмотрела на него тревожно, почти умоляюще, словно почти добытый морфий
оказался миражем, таявшим у нее на глазах. Он спокойно вынул пакет из
кармана и бросил его ей. Потом презрительно улыбнулся и сказал равнодушно:
- Ты мне не нравишься!
И пошел к двери, но крик, пронзительный, истерический вопль заставил
его обернуться. С искаженным лицом, обезумев от гнева, она вскочила с
постели, держа морфий в руке. Она ударила его пакетом по лицу, яростно
крича:
- Негодяй! Пес из притонов! Я расплачиваюсь всем, но я не принимаю
подарков... Понял? Убирайся со своим товаром!
Она была похожа на пантеру. В первый раз Луис увидел, как более мощная
сила - дьявольская гордость - побеждает в этой женщине страсть к морфию.
Луис нагнулся и поднял пакет. Когда он выпрямился, ее лицо уже застыло в
мрачной неподвижности. Зеленые глаза, все еще налитые кровью, напряженно
смотрели в пространство, но ярость в них угасла, остались холод и тоска.
Луис положил пакет в карман и вышел. Он знал, что без морфия она через сутки
сойдет с ума. И внутренний безжалостный голос шепнул ему: "Пусть сходит!.."
Он вышел из отеля и направился по Маркес-де-Куба к Гран-Виа с
намерением посидеть в "Молинеро". Несмотря на ранний час и жару, кафе было
полно. Он заказал коньяк и, пока неприятный осадок от недавней сцены таял в
легком алкогольном дурмане, принялся рассеянно наблюдать толпу. Даже в этот
нестерпимый июльский зной мужчины были в крахмальных воротничках и
перчатках; женщины, черноволосые, с золотисто-смуглыми лицами и ярко
накрашенными губами, лениво посасывали лимонад и обмахивались веерами. Луис
невольно сравнил яркость и безмятежность этих женщин с призрачной бледностью
и истерией англичанки из отеля. Он вообразил ту женщину среди испанок -
точно стальной клинок в букете пестрых безобидных вееров. Сейчас он думал о
ней с тревожной смесью любопытства, отвращения и угрызений совести. Он
старался определить, что именно могло так безвозвратно толкнуть ее к пороку:
снобизм, безделье или что-нибудь еще, какая-нибудь мрачная тайна. Что она
станет делать без морфия? Луис мог предсказать с полной уверенностью, что
завтра у нее будет припадок - буйное помешательство, которое перепугает
мирных постояльцев отеля и кончится для нее клиникой. Он очень хорошо знал,
что в этой стадии морфинизм неизлечим и что единственно возможное - это
новыми дозами отдалить безумие и самоубийство. Надо вернуться и дать ей
пакет. Несмотря на свой бешеный характер, она в конце концов его примет.