"Участковый – Васька Генерал" - читать интересную книгу автора (Щеглов Дмитрий)

Глава 7

Так вот, вышла я со свадьбы, иду по улице, давлюсь молча слезами, как вдруг слышу, кто-то меня догоняет. Не стала я оборачиваться.

Слаба женщина. В минуты боли и тоски она живет не разумом, а чувствами. Выплакаться она предпочитает на мужской груди. И кто в это время ее, как кошку погладит по шерстке, тот и будет ее хозяин. Вспомни, испокон веков женщин угоняли в полон, мужиков защитников побьют, а нас свяжут, и на край света. И хоть бы одна наложила на себя руки. Практически не было такого. Тосковали о родимом очаге, но жили и рожали, и в далекой туретчине, и в половецких кибитках, и замках крестоносцев. А я ведь милая была совсем другого воспитания. Готовилась к семейной жизни. Замужество было для меня чем-то священным. Все богатство девственной души и тела я готова была отдать одному единственному супругу. Не получилось.

Смотрю, кто-то на плечи мне руки положил. Я думала, это тот молодой профессор с курчавой бородкой, а когда оглянулась, это был Роман.

– Я провожу тебя! – заявил он мне.

Мы с мужем, когда развелись, он мне быстро выменял однокомнатную квартиру. По тем временам, такая площадь, была мечта, сказка. Я потому и добивалась ее от него, что думала, у Кости все упирается в жилье. Будет куда уйти.

Я оглянулась в надежде. Мало ли чего в жизни не бывает. Вдруг думаю, Костя нас догоняет? Роман правильно истолковал мой взгляд.

– Костя меня послал присмотреть за тобой!

– Зачем?

– Чтобы ты не наделала глупостей!

– Ах Костя… заботу проявил. Ну, спасибочки ему!

Роман, видя, что топиться я не собираюсь, посчитал свою миссию общества спасения утопающих выполненной и готов был уже отвалить в сторону, когда я его спросила:

– Ты куда сейчас?

– Обратно! На свадьбу! Скажу, что ты домой пошла. А он завтра, как освободится, на часок, обязательно к тебе заскочит. Обещал…

Хоть стой, хоть падай, так и сказал. И тут во мне взыграла такая ярость. Вулканом вскипела и стала переливаться через край. Одна думаю, будет иметь от жизни все, а вторая, в десять раз краше и умнее ее, должна побираться с ее стола? Не было и не будет этого никогда. На часок он, видите ли, заскочит. И чтобы отбить у Кости навсегда желание заходить ко мне, я увела Романа.

– Нашего генерального директора?

– Его!

– А Костя действительно, на следующий день, это было воскресенье, заявился, в двенадцать часов дня. Как сбежал от молодой жены, не знаю. Дверь ему Роман открыл, в домашних тапочках и трусах. Костя через его плечо еще пытался заглянуть в квартиру. Потом долго я его не видела.

Он, Костя Мясоедов, взял тему для кандидатской диссертации на достаточно распространенную тему, «Организующая и руководящая роль КПСС в… деле». Дело могло быть пожарным, мукомольным, мелиоративным, любым другим. Устроившись младшим научным сотрудником в закрытое НИИ, целый день играл в коридоре в настольный теннис. Когда, в результате инфляции и внедрения рыночных реформ невысокая заработная плата МНС съежилась как шагреневая кожа до прожиточного минимума достаточного для поддержания жизни драного кота, а демократия твердо встала на ноги, как-то в баньке Роман предложил Косте Мясоедову организовать собственное дело. Перестройка шла вовсю. Страна становилась на капиталистические рельсы.

Обсуждение они продолжили на квартире у меня. Опоздал он со своим предложением, многие уже сделали первые миллионы, а он только проснулся. Костя Мясоедов пришел как гость, с огромным букетом роз, и пока он скромно сидел на краешке стула, Роман вальяжным барином возлежал на кровати. Демонстративно возлежал. Чистюля такой, а тут в сапогах завалился. Я решила ему подыграть, и стала стаскивать с него сапоги. У Кости глаза полезли на лоб. У него дома было как раз наоборот, он стаскивал сапоги сначала у Зоиньки, а потом, когда выработался условный рефлекс, и у тещи. Я ему молча хотела дать понять, как он много потерял в жизни, сделав ставку не на меня. Лежа Роман развивал ранее начатую мысль:

– Что мы все на дядю горбатимся?

– А что ты прелагаешь?

– Можно партию организовать! – предложил Роман.

Я молча носила на стол закуски. Костя Мясоедов недовольно поморщился.

– Не успеешь создать ее, как тебя грязью обольют, ноги об тебя вытрут, припишут то, чего в жизни сроду не было. Партия, фонд, нет, это не то!

– Тогда говори ты!

У Кости Мясоедова было стандартное мышление. Что он мог, предложить, кроме того, о чем говорят вокруг. Он уже принял аперитив, и все время мысленно представлял себя на месте Романа. Я ведь была его первой женщиной, я видела те взгляды, которые он бросал на меня. А я делала вид, будто он мне совершенно безразличен и ставила перед ним тарелки, как перед истуканом. Переиграла я.

Под влиянием выпитого, в голове у него перевернулось все вверх ногами. Почему-то он вдруг решил, что это не он, а я его бросила. Он начал потихоньку пыхтеть наливаясь желчью, ревностью и непонятной обидой. Костя пошел вразнос. Сейчас скажет, какую-нибудь гадость. И точно: – Можно банк, можно биржу, можно ресторан, можно туристическое бюро, можно страховую кампанию, но, что бы мы ни организовали, везде придется трудиться. – заявил он. – Между тем есть еще одна идея…как можно лежать, ничего не делая, – он повел головой в сторону Романа, – а в это время тебе деньги будут капать?

– Как?

В глазах у Мясоедова заплясали дьяволята-чертики. Он спрятал глаза и невинным голосом выдал:

– Я предлагаю Эдит поставить директором!

– Директором чего? – недовольно спросил Роман. Он сам давно видел себя в руководящем кресле и считал, что все остальные его друзья, в особенности Мясоед в подметки ему не годится.

После торжественно выдержанной паузы Костя осчастливил нас оригинальным предложением:

– Борделем! – и видя, что мы, его друзья пока осмысливаем его предложение и не знаем, как к нему отнестись, он попробовал его расшифровать. – А чего? Еще Нерон сыну говорил – деньги не пахнут. Какая разница, что продавать? Я думаю, у нашей Эдит это дело выгорит. Зарегистрируем товарищество с ограниченной ответственностью, и будем только подтаскивать и оттаскивать. А на первых порах, пока клиентурой не обрастем, пока штат не наймем, я думаю, Эдит и сама справится.

Костя Мясоедов забыл золотое правило. Затеял провокацию – жди адекватного ответа. Не успел он прикрыться рукой, как получил от меня увесистого леща. Чуть голова не оторвалась у него. Я рассвирепела и учинила форменный скандал.

– Знала я Мясоед, что ты трус, но что ты хам, даже не догадывалась? Второй раз сдать меня хочешь?

– Ты, что Эдит окстись? – завопил отшатнувшийся Мясоедов. – Когда я тебя сдавал?

Вообще-то прав он был. Предать – предал, а сдавать – не сдавал.

Я гневно сузила глаза.

– Когда? Забыл? Не помнишь? Ты со мной начал встречаться, а тебе подвернулась девочка, дочка членкора. Что ты сделал? Ты предал меня и потихоньку спихнул Роману. – Меня душила тяжелая злоба. Я с непонятной мне ненавистью смотрела на него. – Только, ничего у тебя не получилось Костя. А знаешь почему?

– Ну-ка, ну-ка, расскажи! – с любопытством попросил меня Роман.

– И расскажу! – прямо, прожигая их обоих глазами, бросила я им в лицо гневные слова. – Когда Мясоед, ты бросил меня, я очень обиделась. Я тебя ведь по-своему любила и даже собиралась замуж за тебя выйти. Ладно, думаю, слабак ты, прощу в этом тебя. И отомщу. Дождусь когда-нибудь вот такого момента, когда ты будешь сидеть в гостях и завидовать своему сопернику. Мысленно слезами умоешься, а ничего поделать не сможешь. Не твоя я. Ты ведь умник, как думал? И там женюсь на Зоиньке, кусок оторву, и меня, как любовницу сохраню. Куда она денется? Фигушки тебе, дорогой. Вот ты сейчас и бесишься. Нарочно оскорбляешь меня, ждешь, чтобы тебя выгнали отсюда, чтобы ты перестал мучиться. Обиженным хочешь быть. Нет уж, потерпи как-нибудь. Ты холодца не хочешь?

– Нет! Не хочу!

– Что так, ты его раньше всегда любил? Али я разучилась его готовить?

– Да утихомирься ты! Пошутил я! – взмолился Костя Мясоедов. Но мне попала шлея под хвост. Меня несло. Неустроенная семейная жизнь, как разбушевавшееся озеро, выплескивала на берег волны эмоций.

– Утихомирься говоришь. Утихомирюсь. Но приоткрою вам небольшую тайну. И решила тогда я, мои драгоценные ребятушки, пустившие меня по кругу, сделать этот круг исключительно своим. Раз, вы так со мной, то и я так с вами.

– Как так? – не понимающе смотрел на меня Костя Мясоедов.

– То есть? – угрюмо спросил Роман вставая с кровати. Я достала из сумочки сигарету и закурила.

– А так. Решила я вас обоих оставить для себя. Маленький гаремчик себе завести. Все честь по чести, как вы хотели. Считайте, на сегодняшний день я ваша единственная общая, верная вам обоим жена. Значит, Костя мой дорогой, предлагаешь, мне возглавить бордель. А ты Романчик лежишь молчишь и барыши мысленно подсчитываешь?

Я гордо вскинула голову и жестко посмотрела обоим в глаза. Не могли они понять, что я за игру веду.

– Ну, что ж я согласна.

Костя Мясоедов уже не рад был, что так глупо пошутил. И в мыслях у него не было ничего подобного.

– Я пошутил! – постарался дать он задний ход.

– Зато я не шучу. Я согласна! Откроем бордель. Директором буду я, а этими самыми, что внаем сдаются, бордельерами, – будете вы!

– Это как же тебя понимать? – осклабился Роман. Я улыбнулась.

– Обездоленному мужиками бабью буду вас сдавать. С руками оторвут таких красавцев.

Роман непроизвольно хмыкнул, и направился к столу. Я преградила ему дорогу.

– Я не поняла, – с презрением спросила я Романа, – ты что так и собираешься спустить ему его хамство?

– Какое хамство, – невозмутимо пожал плечами Роман, – можно подумать ты его не знаешь! Он ради красного словца, обольет помоями собственного отца. Что я должен был сделать?

Я от возмущения топнула ногой.

– Выбросить его в окно, как шелудивого пса. А не к столу приглашать.

Роман недовольно поморщился.

– В окно выбрасывают мартовских котов, берут за шкирку и выбрасывают. А он на кота совсем не похож. Это сейчас, он гадости всякие говорит, а если бы ты знала, как он мне надоел с расспросами о тебе. И где ты сейчас работаешь, и в чем одета, и не поправилась ли, или наоборот не похудела?

И сколько раз просил передать тебе цветы. Про приветы я уж и не упоминаю. В гости, наглый паразит сколько раз набивался, но я ему сказал, что ты его только в гробу видеть согласна, да и то в белых тапочках. Не видишь, ревность его корежит всего. Болтает он, сам не знает что. – Роман захохотал. – Ты знаешь, что он сделал, когда сюда зашел и остался один в прихожей?

– Что? – уже без прежней угрозы в голосе спросила я.

– Он как собака обнюхал всю твою одежду, что на вешалке висела, думал я не вижу. А я в зеркало за ним наблюдал. Если тебе это ничего не говорит, то я уверен, прикажи ты ему сейчас целовать свои следы, он до самой автобусной остановки их облобызает, и показывать их ему не надо будет где они, он их по запаху отличит.

– Никогда! – с пафосом воскликнул Костя Мясоедов.

– Что же ты мне об этом никогда не рассказывал? – с обидой в голосе спросила я Романа. Он быстро ответил:

– Чтобы не расстраивать твою нервную систему. А то еще станете встречаться за моей спиной. Старая любовь, она ведь не ржавеет… Так мы сядем за стол или мне его спустить с лестницы?

– Ладно! – миролюбиво заявила я им обоим, – так и быть, проходите к столу.

Костя Мясоедов демонстративно потирал пострадавшую щеку, показывая всем своим видом, что собирается уходить.

– Не напрашивайся на жалость! – остановила я его, – она хуже грубости. Проходи садись. И не плачься, не пожалею. Что заслужил, то и получил! – и тут же тихо его спросила, – Ты правда, мне цветы посылал?

Он возмутился:

– Каждую неделю. А он что, так ни разу и не сказал от кого они?

– Нет. Молча вручал.

За столом, под хорошую закусь, к ранее выпитому аперитиву уговорили еще бутылочку французского коньяка. Развязались языки, стали выстраивать стратегию будущей фирмы. Начали издалека. Самым умным из нашей троицы считал себя Кизяков Роман, хотя Костя был кандидатом наук. По жизни Кизяк мелкий тактик, но мнит себя великим стратегом. Да еще любит идеологическим соусом поливать любое предложение. Начал он с пафосом:

– Опаздываем мы господа! На улице демократия. Дорога в высший класс открыта. А что такое высший класс, буржуазия? Это доминантная, активная часть любого сообщества исповедующего рыночные законы – пять процентов, от народа, от безликой массы, не более того. Но и среди них выделяются особо выдающиеся особи, сообразительные, волевые, рисковые, нахрапистые, одаренные талантом руководителя. Они, как правило, могут нарастить капитал, сделать его из ничего, пустить его в оборот и подняться наверх к большому пирогу.

– И к ним естественно ты относишь себя? – с ехидцей спросил Костя Мясоедов.

– Естественно!

– А куда же тогда мне деваться?

Роман снисходительно улыбнулся. Он тоже пропустил лишнюю рюмочку и теперь брал реванш за предыдущее бездействие в нашем столкновении с Костей.

– А удел остальных быть мечтателями. В хозяйственной жизни они бесплодны, самостоятельно добиться успеха нигде не могут, ни у женщин, ни на работе, ни в науке. Эти самодовольные мечтатели, вырабатывают и вхолостую выбрасывают свою энергию. Не понимают они, что нельзя по блату, или за счет родни подняться в этом мире. Они могут быть лишь прицепными вагонами к локомотиву лидера, проще говоря. питаться крохами с его стола.

Роман откровенно кидал камни в Костин огород.

– Ты на что намекаешь? Это я то питаюсь крохами с твоего стола? – вскипел Костя.

Я увидела, что разговор начал переходить за те границы, где затем начинаются бои без правил, и одернула их:

– Мальчики, мальчики! Я понимаю, что всеми нами иногда движут животные инстинкты, но давайте не будем скатываться из области высоких идей в межличностные отношения.

Костя Мясоедов не утерпел и все-таки съязвил:

– Ничего себе высокие идеи. Собрались святые праведники, чтобы обсудить, как лучше обеспечить себе полное корыто. Ха, ха, выдвинул идеал – сладкая постель и жратва от пуза. Не смешите меня, братцы. Вам до светлого идеала, как свинье до турника.

– А я считаю, – продолжал Роман, – что нынешняя система демократии полностью соответствует прирожденным лидерам имеющим уникальную волю и умеющим…

– Переступать через других! – перебил его Костя. Роман вслушался в слова друга и продолжил:

– Да! И переступать! Повторюсь. Прогресс двигают пять процентов самых смелых, инициативных. Слабым не место на пиру победителей. Я по своей натуре либерал. Мне никогда не нравилось, что у нас в стране сначала ценили идеал, а потом потребности. Сейчас ценностная ориентация поменялась, да я не скрываю, я хочу быть богатым.

– Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным! – успел вставить реплику Костя Мясоедов. Роман согласно кивнул головой.

– Правильно мыслишь дорогой товарищ. У нас нынче сословное, я бы даже сказал классовое общество. И выдвигаться придется не за счет прежних заслуг и званий, а за счет цепкости, волчьей хватки. Мы как дураки сидим и непонятно чего ждем, а бывшая партноменклатура быстро конвертировала власть в деньги. Красные директора сели на хозяевами на свои заводы. директора магазинов стали их собственниками. Чиновники сохранили за собой все привилегии и льготы. Одни мы остались не у дел. Ты Костя прозябаешь у тестя в институте завлабом. Эдит, работает на почтовом ящике старшим экономистом.

– Маркс был просто экономистом, а она старший! – снова съязвил Мясоедов. А Роман продолжал гнуть свою линию.

– Время катастрофически быстро уходит. Не успеешь оглянуться, как останешься у разбитого корыта. Одним будут на Багамах молодые красотки бананы от кожуры очищать, – он непроизвольно покосился в сторону Эдит, – а другие будут в это время бочки с цементом катать.

– Тачки с углем! – буркнул Костя.

– Какая разница.

Роман передохнул и, наконец, закруглился.

– Мы тебя Костя сегодня позвали, чтобы определиться. Ты с нами или нет. Мы решили создать фирму. Тридцать процентов твои. Регистрацию фирмы я беру на себя. Ты конечно извини, что мы тебя ставим перед фактом, что наши предложения были обдуманы и сформулированы без тебя, а тебе преподносятся в готовом виде. Или у тебя есть другие предложения?

Других предложений у Кости не было. У него вообще не было никаких предложений. Его менее всего в настоящий момент, интересовали какие-то мифические проценты несуществующей фирмы.

– Я согласный. – сказал он, и тут же спросил:

– Тридцать моих процентов, тридцать твоих, и еще тридцать процентов Эдит – это девяносто процентов. А куда еще десять процентов делись?

– У нас в фирме, кроме нас, будет еще… – Роман икнул, – будет еще десять человек владеющие по одному проценту. Наша рабсила, дармовая. Но об этом чтобы никто… П…о…нял?… Если согласен, подписывай учредительные документы. И выпьем. Ждут нас Мясоед впереди, великие дела!

Перед Костей появилась пачка заготовленных решений, протоколов и учредительных договоров. Не читая, он подмахнул все документы.

– За успех нашего общего дела! – преложил выпить Роман. Встали, чокнулись, выпили. Роман собрал документы в скоросшиватель и встал из-за стола.

– А теперь дорогие мои друзья, позвольте откланяться.

У меня недоуменно вытянулось лицо. Костя икнул и спросил:

– Что, уже уходим?

Надавив на плечо Кости, Роман посадил обратно его на стул.

– Нет! Ухожу я один, а на этот раз ты остаешься.

Он повернулся ко мне.

– Не считай меня дорогая за циника, но я возвращаю тебя обратно в те руки, из которых принял.

Не стала я его разубеждать, что его воли, воли Романа в появлении его в моей квартире не было ни грамма. Я сама привела бычка на веревочке.

Роман сделал театральный жест рукой, будто он сбросил с плеча тяготивший его плащ-накидку и направился в прихожую. Его догнал Костя.

– Подожди, но мы же так не договаривались.

Роман развернул его в сторону гостиной.

– А мы с тобой вообще ни о чем никогда не договаривались. Это я по великодушию своему оставляю тебя наедине с Эдит, а поверь мне, мог бы этого не делать. – Он нагнулся к Костиному уху, и тихо прошептал:

– У меня другая женщина.

Роман думал, что я об этом не знаю. Все я знала. С месяц назад я их увидела.

Но еще до этой женщины, с год назад я объявила Роману, что беременна. Установила точно и объявила. И знаешь, что он сделал? Он быстро нашел мне врача. Не обрадовался, не побежал за цветами, не поднял бережно меня на руки, а угрюмо объявил:

– По нынешним временам иметь детей, плодить нищету. Они что, мне спасибо скажут? Давай жить так! Рано детей заводить. Надо сначала на ноги стать.

У меня все сжалось и заледенело внутри. Мы с ним с первого дня, как-то с обоюдного, молчаливого согласия обходили этот вопрос. И вот табу было мной нарушено. Роман свозил меня к хирургу и в тот же день привез обратно. Два дня пролежала я как убитая, и только на третий день подошла к плите.

– Что тебе приготовить? – глухим голосом спросила я его. Наши отношения затянуло коркой льда.

А потом появилась у него эта женщина. В Москве редко так бывает. Я совершенно случайно его увидела. Она подвезла его на нашу улицу и за остановку высадила. А я в тот день пошла в дальний магазин, чтобы купить ему свежего хлеба и увидела, как они на прощанье поцеловались.

Номер машины я запомнила, а на неделе обратилась к гаишнику, мол в машине с этим номером забыла зонтик и коробку с обувью. Через свою справочную, он назвал мне ее фамилию, имя и отчество и дал домашний адрес. Домой к ней я, конечно, не пошла, а вот доглядела много интересного. Она была директрисой большого универмага.

Последнее время Роман был угрюмым и раздражительным. А я ему, как нарочно не давала повода сорваться. Жду, а время идет. Смотрю, он предлагает фирму создать, третью часть в ней мне, и еще Костю Мясоедова пригласить.

Честное слово, сначала я не поняла, что это такое, только потом до меня дошло, что этой долей хотел замазать свою совесть. Откупные, отступные были эти тридцать процентов. И Костю Мясоедова пригласил с той же целью. Насчет Кости отдельный разговор. Там все намного проще.

Подспудно чувствовала я, что Роман не сегодня, завтра уйдет. Чувствовала, что он сам себе простить не может грех годичной давности, что свозил меня к хирургу. Только возврата уже нет. Врач мне сказал тогда, что я больше детей не буду иметь.

В тот самый миг, когда Костя Мясоедов объявил про бордель, а Роман на это оскорбительное заявление не прореагировал как мужчина, я поняла, что он уйдет сегодня.

Он нас просто свел обратно вместе, а разбираться мы должны были сами.

– Покедова любовнички! – прозвучало с порога квартиры. Хлопнула входная дверь и мы с Костей остались вдвоем.

– Ты остаешься? – спросила я Костю. Он мощно выдохнул:

– Остаюсь! Я этого героя, сколько раз собирался прийти и спустить с лестницы, если бы ты только знала. – повел он головой в сторону закрывшейся двери… Я не тряпка, чтобы каждый день об меня ноги вытирать. Когда мне плохо бывало, я всегда ложился на ту кровать, что вы мне в насмешку на свадьбу подарили. Она на даче, под яблоней, в дальнем углу сада стоит… Эдит. Золотая ты моя спелая вишенка. С каким благоговением мысленно я каждый день шептал твое имя. Ветер листву пошевелит, а мне слышится – Эдит. Ручей журчит, а мне кажется, моя ненаглядная со мной говорит.

Эдит замолчала. Легкая улыбка осветила ее лицо.

– Златоуст он, Костя Мясоедов. В тот раз он остался надолго.

– Как в тот раз? – не поняла Елизавета. – Разве он несколько раз приходил, уходил?

Эдит печально кивнула головой.

– Сам он никуда не уходил, его просто приезжала и забирала академическая семья Печкиных. Скандалить с ними я не могла, не в моем это характере. Отец он уже был.

Рабочий день закончился.

Елизавета увидела, как сотрудники их фирмы из коммерческого отдела, потянулись домой. Шесть часов. А вот к подъезду подкатил джип Кости Мясоедова. Он вышел с тортом. Ну, еще небольшое усилие, подумала Лиза, складывая в стопку папки с документами и можно домой.