"Димитр Димов. Виновный " - читать интересную книгу автора

категории: на тех, кому целует руку, и тех, кто этого не заслуживает.
Мария. А критерий - кормят они своих мужей вареными яйцами или нет.
Петринский. Это верный признак, по которому о многом можно судить.
Глафира. Только вот беда - характеризует-то он прежде всего тебя.
Ана (Глафире). Не сердись, милая, если мужчины не целуют тебе руку! Они
просто хотят поднять настроение у таких увядших особ, как я. А ты цветешь и
не нуждаешься в подобных любезностях.
Мария. Не понимаю, зачем такая дискриминация! Теодосий, например,
одинаково вежлив со всеми дамами.
Ана. О-о-о, в возрасте Теодосия мужчины становятся очень внимательны к
этикету.
Петринский (с досадой, Ане). Хватит о возрасте! Разве мы уж так стары?
Глафира (Ане). Не говори о возрасте в его присутствии. Это его
раздражает!
Петринский (враждебно, Глафире). А чем ты будешь кормить супруга
сегодня вечером?
Глафира (сердито). Не твое дело!
Петринский (Ане). Видела, кого что раздражает? Половина элегантных
женщин Софии перекладывает свои обязанности на ресторанных поваров.
Глафира (вспыхивает). Я художница, господин профессор, а не кухарка!
Глафира порывается уйти, но Петринский останавливает ее, берет за руку.
Петринский (как будто ничего не произошло). Прошу прощения! (Медленно
поднимает руку Глафиры и целует.)
Глафира. Просишь прощения! Хорошо еще, что ты умеешь заглаживать свою
вину! (Успокаивается.)
Ана (с упреком, Петринскому). Харалампий, ты теряешь чувство меры!
Мария. Для него любая замужняя женщина - это домашнее животное, которое
можно пнуть, когда вздумается.
Петринский (Марии). Кто тебе позволил вмешиваться со своими
комментариями?
Мария. Ты хочешь, чтобы я была еще и глухонемой? (Глафире.) Он не читал
тебе мораль, не внушал, как надо прислуживать мужу, пока я ходила за
лимонами?
Глафира. Да, милая! Он носит мораль словно мелочь в кармане пиджака и
раздает всем, кого посчитает аморальным! Но мы поговорили еще и о кое-каких
эпизодах из времен его молодости!
Петринский. Во времена моей молодости ты была грудным младенцем.
Глафира. У мужчин не одна молодость! Во времена той, о которой говорю
я, мне было восемнадцать, и кое-что я очень хорошо понимала.
Петринский. Что, например?
Глафира (подчеркнуто и с горечью). Я понимала, что такое бедность,
дорогой! (Ане и Марии.) Когда папе удавалось продать картину, мы приглашали
его в нашу тесную мансарду, в которой жили как сардины в банке. Он приходил,
элегантный принц, с кучей подарков. А я сгорала со стыда за свои стоптанные
туфли.
Петринский. Если б ты знала, как ты была мила именно в этих туфлях,
Глафира!
Глафира (Ане и Марии). Но тогда он не любил говорить о морали.
Петринский. А ты любила мечтать обо всем том, что имеешь сейчас: об
интеллектуальном муже с собственной машиной и большими доходами.