"Любен Дилов. Жестокий эксперимент" - читать интересную книгу автора

женщины, что были у него, завладевали им подобным образом. Он почувствовал
себя виноватым перед ее мужем.
- Это объясняется страхом, милая Альфа. Паническим страхом, что вдруг
природа решила открыть тебе некую тайну, именно тогда, когда ты отключился
от восприятия окружающего.
Профессор вел машину медленно - искал стоянку на узкой улочке вблизи
торгового центра.
- Ну а на лодке вы хотя бы отдыхаете?
Он дал себе зарок выиграть в поединке с Альфой, хотя и понимал, что это
ему явно не по силам, и пустил в ход все свое красноречие:
- У Эйнштейна есть термин "жестокий эксперимент". Сдается мне, он
употреблял его, когда рассуждал о творчестве Достоевского. Параллель же
проводил с нашими методами, методами ученых. Так вот. Как мы ставим природу
в неестественные, мучительные для нее условия - разрезаем, разлагаем,
расщепляем атомы, так же поступал со своими героями и Достоевский, ставя их
перед неразрешимыми проблемами, помещая в безвыходные ситуации. А может, все
наоборот было. Это не имеет значения.
Он отыскал наконец среди машин свободное местечко.
- Так вот что я хотел сказать. Когда меня охватывает отчаяние, я встаю
на нос лодки совершенно голый и начинаю кричать, рыдать и просить природу:
"Вот он я! Проведи на мне эксперимент. Самый жестокий эксперимент,
последний! Молнией испепели меня, в пучину вод своих низвергни, но открой
мне хотя бы еще одну крохотную тайну о себе, даже если это будет последнее
мгновение моей жизни..."
Профессор заглушил мотор, и последние его слова прозвучали слишком
громко и высокопарно Ему стало неловко, он повернулся к Альфе, чтобы
извиниться за излишнюю аффектацию, но понял по ее испуганному взгляду и по
тому, как резко она подалась к нему, что одержал полную победу. Желая
закрепить ее, обратил исповедь в насмешку над самим собой:
- Да, совсем не весело на моем суденышке!
Я иногда знаете что делаю? Нарочно разыгрываю положение потерпевшего.
Направляюсь к середине моря, где проходит роза ветров и не видно не единого
кораблика, прячу консервы, воду, опечатываю компас и радиостанцию. Словом,'
уподобляюсь финикийцу, которому еще лишь предстоит открыть движение звезд и
морских течений, и жду, не замечу ли чего-то такого, чего не разглядело
человечество, чего-то, что мешает нам заметить, возможно, сама система
нашего образования. Потому-то, милая Альфочка, я сказал вам заранее: на моей
лодке нет места одиночеству.

Женщина откинулась на спинку сиденья и уставилась в посеревший от пыли
противосолнечный козырек.
- Не знаю, случайность ли это... Но когда вы появились... появились как
в той легенде, в которой Христос говорит мертвецу или какому-то калеке:
"Встань и иди!"... Вот и я сейчас так. И потом, мое имя! Иного имени для
нового пути невозможно придумать. Я действительно ощущаю себя маленькой
альфой. Нет, не главной, а маленькой, и все же... Я не понимаю, что говорю.
Вы должны простить мне мою глупость, но ведь человек перед всяким началом
большого пути несколько теряет разум - от радости ли, от страха ли...
Она умолкла. Наверное, ожидала, что он наконец обнимет ее или хотя бы
прикоснется. Он же испугался, что своими сентенциями спровоцировал