"Гордон Р.Диксон. Лалангамена" - читать интересную книгу автора

его плану, он не мог справиться со своими чувствами. Его
лицо побелело от ярости.
- Зачем же оружие? - выдавил он срывающимся голосом.
- Ты назвал меня лжецом.
- Разве оружие всесильно? - Крошка глубоко вздохнул и
хрипло рассмеялся. - Теперь наконец мы можем разрешить наш
спор с полной определенностью. - Его глаза обежали комнату
и остановились на Клее. - Две вещи ты повторял чаще всего.
Первое: что ты был игроком. Второе: что Лалангамена, твоя
драгоценная Лалангамена на Тарсусе, - самое чудесное место
во Вселенной. Что из этого правда?
Клей тяжело выдохнул, стараясь взять себя в руки.
- И то, и другое.
- Ты готов это подтвердить?
- Своей жизнью!
- Ага, - насмешливо проговорил Крошка. - Но я прошу тебя
подтвердить это не жизнью, а той кругленькой суммой, которая
накопилась за прошедшие годы. Ты заявлял, что был игроком.
Заключим пари?
Тут Клей, казалось, впервые увидел расставленную ловушку.
- Давай же, - подначивал Крошка. - Это подтвердит твое
первое заявление.
- А второе? - потребовал Клей.
- Как же... - Крошка взмахнул рукой в сторону Дор
Лассоса. - Можно ли пожелать лучшего судью? У нас за
столом сидит хиксаброд. - И, полуобернувшись к гостю,
Крошка слегка поклонился. - Пусть он скажет: правда это
или нет?
Я еще раз попытался подняться, и снова Клей с силой
усадил меня на место.
- Вы полагаете, что могли бы рассудить наш спор, сэр? -
обратился он к Дор Лассосу.
Их взгляды встретились.
- Я только что с Тарсуса, - после неуловимой паузы сказал
хиксаброд. - Объединенный Топографический отряд составлял
карту планеты. Мне было поручено засвидетельствовать ее
верность.

Выбора не оставалось. Все замерли, ожидая ответа.
Сдерживая бурлящую ярость, я не сводил глаз с лиц своих
товарищей, думая, что эту безобразную сцену вот-вот
остановят. Но вместо симпатии видел безразличие, цинизм,
даже неприкрытую заинтересованность людей, которым все
равно, если их развлечение будет оплачено кровью или
слезами.
И я с ужасом осознал, что остался единственным другом
Клея. Меня одного не раздражали его бесконечные разговоры о
прелести Лалангамены. Я сам был по- стариковски
словоохотлив и снисходителен. Но терпение остальных
истощилось. Там, где я видел трагедию, они видели лишь