"Чарльз Диккенс. Дом с привидениями" - читать интересную книгу автора

мастера Б. и покончил с облезающими обоями, что я подвязал колокол мастера
Б. и покончил с ночным трезвоном, и что коли уж они могут представить, что
этот незадачливый юнец жил и скончался, а после кончины начал вести себя
столь недостойным образом, что за такое поведение ему в первом его
существовании не миновать бы самого тесного знакомства с березовой кашей -
так вот, коли они готовы представить себе все это, так почему не могут тогда
согласиться и с тем, что самое обычное земное создание - ну вот как я -
способно изыскать средства, чтобы этими презренными методами положить конец
проделкам разбуянившихся бесплотных духов? - говорил я довольно-таки горячо
и, как не без самодовольства считал, убедительно, как вдруг, без малейшей на
то причины, Чудачка закоченела от башмаков до макушки и вытаращилась на нас,
точно допотопная окаменелость.
Стрикер, горничная, в свою очередь, выказывала признаки весьма
удручающего расстройства. Затрудняюсь сказать, была ли она чересчур
впечатлительна, или что еще, но эта молодая женщина стала настоящим
перегонным кубом, производившим самые громадные и самые прозрачные слезы,
какие мне только доводилось видеть. Наряду с этой особенностью она обладала
способностью удерживать их на себе, не давая упасть, так что они свисали с
ее носа и Щек. В таком вот виде, да еще кротко и горько покачивая головой,
она без единого слова могла привести меня в большее потрясение, нежели смог
бы сам неподражаемый Кричтон словесным диспутом о кошельке с деньгами.
Кухарка же отлично завершала хорошенькую компанию своими беспрестанными
жалобами на сырость, которая непременно сведет ее в могилу, и смиренными
повторениями последней ее воли касательно серебряных часов.
Что же до нашей ночной жизни, то меж нами царила зараза страхов и
подозрений, и нет под небесами заразы хуже этой. Женщина в плаще? Согласно
всем показаниям, мы находились просто-таки в женском монастыре, где плащ был
формой одежды. Шумы? Сам подвергшись воздействию этой заразы, я сидел в
мрачноватой маленькой гостиной, напряженно прислушиваясь, пока не услышал
столько шумов, да притом столь подозрительных, что кровь наверняка бы
застыла у меня в жилах, когда бы я не согрел ее тем, что ринулся проводить
расследование. А попробуйте-ка полежать так в кровати, глубокой ночью.
Попробуйте в вашей собственной уютной спальне прислушаться к тому, как живет
ночь. Да вы, если пожелаете, любой дом наполните шумами, пока не подыщете по
отдельному страшному шуму на каждый отдельный нерв вашей нервной системы.
Повторяю: зараза страхов и подозрений царила меж нами, и нет под
небесами заразы хуже этой. Женщины (с носами, неизменно опухшими от
злоупотребления нюхательной солью) всегда держались чопорно, были подвержены
обморокам и чуть что, выходили из себя. На любую вылазку, что казалась хоть
мало-мальски рискованной, две старшие неизменно отправляли Чудачку, и она
столь же неизменно подтверждала репутацию этих авантюр, возвращаясь в
столбняке. Если кухарке или Стрикер требовалось подняться на чердак после
наступления темноты, мы уже знали, что в самом скором времени услышим над
головой жуткий грохот; и это происходило так регулярно, словно специальный
хорошо обученный вышибала нанят был шататься по дому, демонстрируя каждому
встречному домочадцу пример своего мастерства.
Напрасно было и пытаться что-то предпринимать. Напрасно было, на
мгновение самому испугавшись настоящей совы, затем показывать ее всем
окружающим. Напрасно было выяснять, извлекая из пианино произвольные звуки,
что Турк всегда воет от некоторый нот и мелодий. Напрасно было изображать