"Чарльз Диккенс. Американские заметки" - читать интересную книгу автора

меня своей реальностью, - я и не подозревал в себе такой способности видеть
мысленным взором отсутствующих! - все это много, много раз внезапно
возникало из предметов, чей настоящий облик, употребление и назначение я
знал как свои пять пальцев.
Однако, поскольку в данном случае все мои пальцы на руках и на ногах
очень озябли, я в полночь сполз вниз. Внизу было не слишком уютно. Воздух
был довольно спертый, и невозможно было не заметить той необычайной смеси
странных запахов, какая встречается только на борту судна и представляет
собою столь острый аромат, что он, кажется, проникает во все поры кожи,
напоминая вам о корабельном трюме. Две жены пассажиров (одна из них моя) уже
лежали, в безмолвных муках, на диване, и горничная одной из жен (моей жены)
валялась на полу, как узел тряпья, проклиная свою судьбу и тряся
папильотками среди разбросанных чемоданов. Все куда-то скользило, причем в
самых непредвиденных направлениях, и уже одно это создавало, неодолимые
препятствия. Я только что оставил дверь открытой у подножия некоего склона;
когда же я повернулся, чтобы закрыть ее, она оказалась где-то на вершине.
Все планки и шпангоуты то скрипели, словно судно было сплетено из прутьев,
как корзина, то трещали, будто огромный костер из самых сухих сучьев.
Оставалось только одно - лечь в постель, что я и сделал.
Следующие два дня прошли примерно так же - с умеренно-свежим ветром и
без дождя. Я много читал в постели (но и по сей день не знаю, что именно) и
ненадолго выходил побродить по палубе; с невыразимым отвращением пил коньяк
с холодной водой и упрямо грыз твердые галеты: я не был болен, но находился
на грани болезни.
Настает третье утро. Меня пробуждает ото сна отчаянный крик моей жены,
желающей знать, не грозит ли нам опасность. Я приподымаюсь и выглядываю из
постели. Кувшин с водой ныряет и прыгает, как резвый дельфин; все небольшие
предметы плавают, за исключением моих башмаков, севших на мель на саквояже,
словно пара угольных барж. Внезапно они у меня на глазах подскакивают в
воздух, а зеркало, прибитое к стене, прочно прилипает к потолку. В то же
время дверь совсем исчезает и в полу открывается другая. Тогда я начинаю
понимать, что каюта стоит вверх ногами.
Еще не успели вы сколько-нибудь приспособиться к этому новому положению
вещей, как судно выпрямляется. Не успели вы молвить "слава богу", как оно
снова накреняется. Не успели вы крикнуть, что оно накренилось, как вам уже
кажется, что оно двинулось вперед, что это - живое существо с трясущимися
коленями и подкашивающимися ногами, которое несется по собственной прихоти,
непрестанно спотыкаясь, по всевозможным колдобинам и ухабам. Не успели вы
удивиться, как оно подпрыгивает высоко в воздух, еще не завершив прыжка, -
уже ныряет глубоко в воду. Еще не выбравшись на поверхность, - выкидывает
курбет. Едва успев снова встать на ноги, - стремительно бросается назад. И
так оно движется - шатаясь, вздымаясь, опускаясь, борясь, прыгая, ныряя,
подскакивая, подрагивая, переваливаясь и покачиваясь, и проделывая все эти
движение иногда по очереди, а иногда одновременно, пока вы не начинаете
чувствовать, что готовы взреветь о пощаде. Проходит стюард.
- Стюард!
- Сэр?
- Что тут творится? Как это по-вашему называется?
- Довольно сильное волнение, сэр, и лобовой ветер.
Лобовой ветер! Представьте себе носовую часть корабля в виде