"Борис Дьяков. Повесть о пережитом " - читать интересную книгу автора

почувствовали жизнь... Больные любовались ее зеленым пламенем - кто с
улыбкой, кто со слезами.
А мне сквозь новогоднюю лагерную елку виделся летний сосновый бор под
Воронежем, заросшие лесные тропки в солнечных пятнах. В годы молодости там
родилась наша с Верой любовь... Мы жили на даче в Сосновке. Каждый день под
вечер, а по воскресеньям с утра, уходили в лес. На поляне Болдыревского
хутора собирали охапки цветов - крупных золотоглазых ромашек, лиловых
колокольчиков. Забирались в самую гущу зеленого царства, слушали тишину,
обнимавшую нас, чуть уловимую музыку ветра в вершинах столетних сосен, тупой
стук дятла и жадно вбирали в себя густой смолистый запах...
Образ воронежской Сосновки неотступно жил во мне, покуда стояла в
коридоре в своем диковинном наряде лагерная елка. И снова вспоминался
Варейкис...
Он тоже в конце двадцатых годов жил на даче в Сосновке: обычный домик в
ряду других. По утрам он приходил на станционную площадку, садился в общий
вагон пригородного поезда, выбирал место, если оно было свободным, у окна.
Читал журнал или книгу. Иногда отрывался от страницы, окидывал широким
взглядом едущих с ним в вагоне, прислушивался к разговорам, и опять за
чтение. В вагоне все знали, что это - Варейкис, первый секретарь
Центрально-Черноземного обкома партии. Но никто при нем не связывал себя
неловкостью, никто не докучал просьбами.
На вокзальной площади его ждала автомашина. Он запрещал приезжать за
ним на дачу... Не один раз приходилось слышать в том же вагоне: "Простой
дядька. Свой. Не гордый..." И вот этого - своего, простого, ленинца, еще в
1924 году написавшего брошюру "О возможности победы социализма в одной
стране", объявили... троцкистом и расстреляли!.. Да еще придумали какую-то
его группу!..

Меня по-прежнему тяготила бессонница. Ночью я вставал с койки, взад и
вперед ходил по коридору. В одну из таких прогулок заглянул в дежурку.
Славка спал, укрывшись с головой одеялом. За столом сидел Достовалов и
что-то писал. Увидев меня, виновато улыбнулся.
- Вам тоже не спится, Николай Иванович? - я подсел к столу.- Не стихи
ли, грешным делом, сочиняете?
- Нет. Другая тайнопись... Сегодня Флоренский вправлял одному больному
запирательный вывих бедра. Года четыре назад случилась беда с человеком.
Думал, на всю жизнь калека. А вот чудо сотворилось. Смотрите! Поймете
что-нибудь?
Он показал рисунок, который только что тщательно перенес на тетрадочный
лист. И пояснил:
- Компрессионная фиксация головки бедра в вертлужной впадине - вот что!
Отодвинув тетрадку, устало потер виски.
- Это даже не чудо. Это подвиг!.. Флоренский рассматривает переломы
костей, как раны. Да, да, как костные раны!.. И на практике доказал, что они
заживают от вторичного, а иногда и от первичного натяжения. Причем сжатие
фрагментов костей не вызывает в них никаких дегенеративных изменений!
Достовалов говорил все это, как мне показалось, с полным пониманием
предмета. В каждом слове светилось восхищение заключенным-хирургом, который,
поднявшись над личной трагедией, обрел здесь, за колючим забором, силы для
научных открытий.