"Жерар де Вилье. Убить Генри Киссинджера! ("SAS")" - читать интересную книгу автора

К счастью, принц Саид не отличался ни честолюбием, ни фанатизмом,
основывая свое благополучие на трех китах: наглости, расточительности и
продажности. Во всем, что касается влечения к модернизму, принц тешил себя,
покупая в Европе по тридцать костюмов, которые он, надев один раз,
выбрасывал, словно бумажные платки. Другой его двоюродный брат, эмир
Дофара, приобрел репутацию просвещенного правителя, заменив побивание
изменившей жены камнями умерщвлением ее палкой, завернутой в мешок.
Итак, принц Саид отошел от кровати, преисполненный неудовлетворенного
желания. Он никак не мог понять своих предков. Его отец как-то ему
признался, что ни разу не видел, как женщина ест или пьет. Более того, он
никогда не давал себе труда, занимаясь любовью с очередной женой,
приподнять ее чадру. Чего, впрочем, они вполне заслуживали, ибо ни одна
даже отдаленно не походила на ослепительную Мариетту. Если бы ее лицо было
чуть более округлым, а подбородок не таким волевым, она вообще могла
назваться пределом совершенства.
Принц поднял с пола шелковую дишдашу1 и набросил ее на свое
скелетообразное тело. Надо сказать, что для возмещения сексуальной энергии
он поглощал чудовищные количества пищи. Под одежду, прямо на голое тело, он
нацепил револьвер "Смит-и-Вессон" 38-го калибра, настоящую маленькую пушку.
Затем надел белый арабский головной убор куфью, затканную золотой ниткой.
Перед уходом принц Саид присел перед сундуком черного дерева, открыл его и
извлек оттуда бутылку коньяка. Сундук был полон винами лучших марок,
коньяком, виски и водкой. Лежала там даже бутылка Шато-Марго 1945 года!
Араб еще раз проверил, хорошо ли заперта дверь, отпил несколько глотков,
потом нацепил черные очки, взял золотой мундштук и поверх дишдаши накинул
черный шелковый плащ.
Под аркадами внутреннего дворика он вздрогнул от пронизывающей сырости
и холода, порыв ветра, швырнул в лицо брызгами ледяного мелкого дождя.
Летом, когда дул ветер из пустыни, температура достигала 55°. Но
приблизительно на неделю в году градусник опускался ниже нуля. Вот и в это
утро холод пробирает до костей. Продрогший принц недовольно-скучающим
взглядом оглядел дюжину "кадиллаков" всевозможных цветов и оттенков. Всего
каких-нибудь тридцать лет назад Кувейт славился лишь верблюдами да ловцами
жемчуга. Нынче же, повернувшись в час молитвы в сторону Мекки, эмир Кувейта
вопрошал: "Аллах милосердный, подскажи, что мне делать со всеми моими
деньгами?" Проблема, которая никогда, надо сказать, не возникала у его
двоюродного брата Саида Хадж аль-Фюжелаха. Этот знал массу прекрасных
возможностей для превращения нефти в сугубо земные радости и со спокойным
бесстыдством распоряжался своим богатством. Поколебавшись секунду, принц
подскочил к "Эльдорадо" канареечного цвета и пронзительно крикнул:
- Жафар!
Слуга выбежал из дома и в глубоком поклоне склонился перед хозяином:
- Добрый день, ваше высочество!
Титул, на который Саид не имел никакого права... Но он был снобом, и
Жафар это знал. Палестинец, подобно двумстам тысячам своих
соотечественников, нашедший приют в Кувейте и отчаянно ненавидевший евреев
фанатик, он бесстрастно смотрел на хозяина. Принц Саид, подобно большинству
кувейтцев, испытывал двойственные чувства к этим молодым волкам, готовым
сожрать не только Израиль, но и такой лакомый кусочек, как Кувейт.
Перемежая наглость с напускным гостеприимством, кувейтцы палестинцев