"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

яко тигр в клетке.
Здесь, на службе, братец совсем другой человек, подумалось младшему
Голицыну, - быстрый, деловой, жесткий, совсем не похожий на того
мечтателя-политика, каким он был у себя дома под иконой святого Филиппа
Колычева.
- Купечество наше задушено мелочной опекой и строгим регламентом, по
коему вся иноземная торговля сведена в Петербург, Архангельск гибнет. А меж
тем сам государь говорил, что торговля - верховная обладательница судьбы
государства! Дворянству из-за беспрерывной службы недосуг заняться
устройством своего хозяйства, а государству нужны деньги, деньги и опять
деньги. Для армии, флота, двора. У меня вот дебит, а вот кредит! - киязь
Дмитрий постучал пальцами по толстым бухгалтерским книгам. - Италианская
бухгалтерия... И выходит, что уже многие годы расходы у нас выше доходов, и
рубль весит все меньше и меньше. Так ведь, Фик?
Он обращался к сидевшему за конторкой помощнику для подтверждения своих
мыслей. Ведь в руках Фика и была вся двойная бухгалтерия империи.
- И где же выход из сего тупика? - осторожно спросил младший Голицын.
Спросил осторожно, потому как и его Южная армия уже несколько месяцев
не получала жалования и фельдмаршал в такую рань заехал в камер-коллегию не
токмо для родственного свидания, но и в надежде, что братец выдаст из казны
некие суммы для Южной армии. Князь Дмитрий, однако же, сей намек словно и не
заметил, рубанул решительно:
- Мы сейчас, Михайло, до такого градуса дошли, что имеем один выход -
увольнение! Увольнение коммерции от регламента, увольнение дворянства от
обязательной службы, увольнение мужика от недоимок! Нам путь мошенника Джона
Лоу, в одночасье поправившего французские финансы при дюке Орлеанском, не
гож и опасен, нас спасет только общее увольнение. А начать его легче всего
при царе-малолетке, коим бы управлял совет государственных людей. Ты
думаешь, я за Петра II потому стою, что он прямой потомок царевича Алексея?
Знавал я оного Алексея - божий угодник был, не боле. А на нашей грешной
земле одними божьими делами не проживешь. Кормиться самим надо и народ
кормить. Путь я тут один вижу - увольнение. И Петр II, пока малолеток, для
сих свершений самая подходящая фигура! А Катька...
Старый Голицын подошел к высокому окну, мелкозастекленному на
голландский манир, как все стекла здания двенадцати коллегий, воззрился на
пустынный солдатский плац, доходивший до самой кунсткамеры. По случаю
государевой болезни все воинские экзерциции были отменены, и огромный плац
поражал своей наготой и пустынностью.
Катька! Ему вспомнилось, как он, единственный из всех сановников,
возражал противу запоздалой коронации безродной солдатской женки. Но Катька
и Меншиков окрутили-таки царя-камрада. Его же, Гедиминови-ча, упекли для
начала в Петропавловскую фортецию, а когда смирился и стих, заставили нести
при венчании шлейф катькиной императорской мантии. Горькие и
страшные воспоминания! И, обернувшись к младшему брату, не проговорил,
пролаял жестко:
- Сия Катька - кунсткамера на троне! А катькиному слову цена всем
ведома - солдатский алтын за один поцелуй! При оной всеми делами будет
вершить Ментиков да голштинцы! Посему и взываю к государственным мужам, дабы
пресечь беззаконие, посадить царем мальчонку Петра по старинному обычаю.
- Может, великий государь выздоровеет? - осторожно заметил князь