"Игорь Денисенко. Зверь" - читать интересную книгу автора

его подписи? Наверное, мог. Но он молчал, он оглох от бешенства, онемел от
несправедливости. И вместе с тем чувствовал жуткую вину за собой, признавая
показания за потерю лошадей как должное. И только молча, сжимая кулаки,
думал о том, как жестоко он обманулся, и как обманул его этот проклятый мир.
И судья, превративший судебное заседание в товарищескую забаву, шепнул
заседателю:
- Посмотри на его лицо? Экий зверюга.
Зверь действительно был страшен. Желваки играли на скулах, прячась в
густой бороде. Длинный нос с горбинкой нависал над тонкими губами,
вытянувшимися в ниточку. Неопрятные длинные волосы топорщились во все
стороны, лезли в запавшие глаза, которые он не в силах был поднять на судью.
И судья, сочтя его поведение оскорбительно вызывающим, вынес приговор,
отправляя Зверя в лес. И ему больше некуда стало спешить. Но он рубил лес,
рубил свою мечту.
И деревья со стоном рушились на землю. И сердце стонало и скрипело как
эти деревья. И уже ничто не мешало ему выплескивать свою ненависть. Он бил,
и били его, и однажды сунули нож. Но выкарабкавшись, выжив, он бил опять без
слова и без крика, с диким рычанием. Его боялись. Но боялись не как
жестокого человека, а как дикого зверя, как сумасшедшего, способного на
любые безрассудные действия и непредвиденные поступки.
Отсидев свое. Оттрубив от звонка до звонка. Откинувшись, он ушел на
кордон, в обветшалую рубленую, избушку. Завел себе рыжую лайку по имени
Машка, и наконец, зажил по настоящему. Обходил лес, гладя смолистые стволы.
Слушал, как говорят деревья, как поют птицы, как флейтой звучит на вершинах
ветер. Смотрел на жизнь широко открытыми глазами. И вдыхал ее полной грудью.
Между делом собирал ягоды, грибы и диковинные коряги. Долгими, длинными
вечерами вязал веники для Леспромхоза. Возился с Машкой. Такой любопытной,
кругленькой, косолапой, с хвостом петелькой, доверчиво тыкающейся носом в
его ладонь. И хоть ничего, положительно ничего, не было в ней от большой и
отважной Азы. Часто слеза готова была навернуться на его глазах. Но Зверь
гнал эту слабость от себя, превращая ее в неприязнь и ненависть. Неприязнь с
горечью пихтового масла. Родители, школа, училище, армия, море, тюрьма, все
было горько, все прошлое осталось тяжелым осадком. Море. Море он вспоминал с
легкой грустью. Но стоило вспомнить людей, и уже ничего светлого не
оставалось в его воспоминаниях. Тоска глодала одинокого зверя, как собака
глодала кость, раскусывая и высасывая мозг. Вскоре и это прошло. Утихла
боль. И он стал просыпаться по утрам и забывать прошлое. Удивительно
прекрасный мир открывался каждое утро. И видя все великолепие закатов и
восходов, великолепие каждого дня, ему все больше казалось, что он жил этой
жизнью всегда. А все злое уходило, оставляя мудрые и добрые мысли.
И как-то вечером, зимой, когда в печи трещал огонь, бросая блики через
трещины в кирпичах, Машка сладко растянулась на полу, подставив белое брюхо
теплу, исходившему от печи. А Зверь, сидя на топчане, латал рюкзак. Под
окном захрустел снег. Пинком ноги распахнулась дверь и в избушку ворвались
клубы холодного воздуха и двое в тяжелых тулупах, От них несло перегаром и
кислым запахом немытого тела.
- Сидеть! - скомандовал первый, наставив ружье на хозяина.
Машка, подняв шерсть на загривке, зарычала, сморщив нос.
- Где ружье? - спросил первый, косясь то на Машку, то на ее хозяина. И
было непонятно, кто из этих двух представляет большую опасность. То ли