"В.В.Денисов. В час по Гринвичу " - читать интересную книгу автора

и верил, что будут большие победы у советских гонщиков. Так скорее в
пансионат, к друзьям. Пусть узнают о том, что произошло на загородном
римском шоссе. Но громадная очередь, тянувшаяся к автобусам, заставила
Королева изменить план, и он поспешил к расположенному поблизости
дешевенькому кафе. Без труда Александр Гаврилович отыскал свободный столик
на веранде, в тени. Расторопный официант вмиг поставил перед туристом
бутылку легкого "Киянти" и стакан минеральной. Королев наполнил фужер вином,
чуть разбавил его холодной, со льда, водой и блаженно отхлебнул первый
глоток. Теперь можно не спеша мысленно прокрутить всю гонку сначала. От
старта до финиша. Занятый этим делом, Александр Гаврилович не сразу заметил
человека, севшего за соседний столик. Но вот взгляд Королева остановился на
нем: неопрятный, в давно не стиранной белой рубахе, поросшее седой щетиной
лицо, жилистая шея, рука, судорожно сжимающая стакан с вином. "Любитель
выпить", - подумал Королев, и в это время взгляды их встретились.
- Никитин, вы как сюда попали?
Тонкие пальцы старика разжались, и стакан со звоном упал на пол.
Бродяга вскрикнул, вскочил пугливо с места и попятился назад, опрокинув
кресло. Задыхаясь, он протянул вперед руки, словно защищаясь от чего-то. В
углах рта выступила пена.
- Я не Никитин, - наконец выдавил из себя старик на чистом русском
языке. - Я... - и кинулся к выходу.

ПОЧЕМ НЫНЧЕ ШПАГИ?

Тяжелые тучи навалились на землю. Словно пресс, они выдавливали из нее
влагу. И мостовые смазывались тонким слоем жирной грязи. Того и гляди
свалишься под лихого извозчика или угодишь в канаву с вонючей стоялой водой.
Но и в этот серый промозглый день на Сухаревке было не протолкнуться.
Тоскливо ржали лошади, гнусавили, зазывая любителей дармовщины,
барахольщики, визгливо вскрикивали деревенские бабенки, общупанные
карманниками. НЭП оживил столетнюю Сухаревку. Нет, она не достигла еще своих
дооктябрьских размеров. Шутка ли: пять тысяч квадратных метров! Но с каждым
воскресным днем все более разрасталась и разбухала, как гигантский спрут,
протягивала свои липкие щупальцы в близлежащие улочки и тупики. Народ
отъелся, появились лишние деньжонки, захотелось товара разного: и ситчика, и
сапог, и абажурчик на лампу. Но трубы многих заводов еще стояли холодными.
Не хватало товаров. Вот и тянулись люди за старьем на Сухаревку к знаменитым
развалам. Здесь на ржавой рогоже, расстеленной прямо на мостовой, можно
найти все, что душе угодно. Пусть старое, немодное, но зато дешевое. А на
толкучке и новый товар попадался, богатый. По большей части ворованный. Но
кого это интересовало? Лишь бы сторговаться. И тянулись москвичи на
Сухаревку, в зной, и в снег, и в слякоть.
Шел сюда и студент Госинфизкульта Саша Королев. Шел по делу. В правой
руке - тюк, перехваченный бечевкой. Там шинелька старая армейская, штаны: в
полоску и линялая занавеска на окно. Левой рукой зажал под мышкой завернутую
в газету рапиру, предмет зависти сокурсников. За брючным ремнем - книга,
пособие по сокольской гимнастике, издание немецкое, редкое. Двигался студент
медленно, балансируя на скользком тротуаре, то и дело задевая прохожих
неуклюжим тюком. За что и получал сердитые окрики "тюфяк", "осел", "дубина
стоеросовая", а то и похлеще. Но Саша не сердился, он только произносил