"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 5) " - читать интересную книгу автора

удара в кратчайших к центру направлениях - курском и воронежском,
прикрываясь с запада движением по Днепру и к Десне. В психологическом - она
ставила ребром перед известной частью колебавшегося казачества вопрос о
выходе за пределы казачьих областей. В сознании бойцов она должна была
будить стремление к конечной - далекой, заветной цели. "Москва" была,
конечно, символом. Все мечтали "идти на Москву", и всем давалась эта
надежда.
Конец июня и первая половина июля были ознаменованы новыми успехами. На
западе Добровольческая армия, отбросив 13-ю советскую армию и группу
Беленковича, взяла Полтаву; в низовьях Днепра 3-й армейский корпус, при
содействии Черноморского флота и английского крейсера "Карадог", занял
Кинбурнскую косу и Очаков, укрепившись в низовьях Днепра; на востоке -
Кавказская армия, совместно с правым флангом Донской, разбила вновь
перешедшую в наступление 10-ю советскую армию и 15 июля овладела Камышином.
Передовые части подходили на 80 верст к Саратову...
Военные операции протекали не без серьезных внутренних трений.
Малочисленность наших сил и наша вопиющая бедность в технике и снабжении
создавали положение вечного недохвата их на всех наших фронтах, во всех
армиях. Выведение частей в резерв главнокомандующего наталкивалось поэтому
на огромные трудности. Каждый командующий придавал преимущественное значение
своему фронту. Каждая стратегическая переброска вызывала коллизию интересов,
обиды и проволочки. Когда с Северного Кавказа мы двигали на царицынский
фронт прочные кубанские части, генерал Эрдели доносил, что это "вызовет
восстание горских народов и полный распад всего Терского войска...". Генерал
Врангель требовал подкреплений из состава Добровольческой армии, "которая,
по его словам, почти не встречая сопротивления, идет к Москве", а генерал
Май-Маевский не без основания утверждал, что в таком случае ему придется
бросить Екатеринослав или обнажить фланговое полтавское направление... Когда
первые отряды танков, с трудом вырванные у Добровольческой армии,
направлялись в Кавказскую, донское командование утверждало, что оборона
большевиками Царицына "основывалась, главным образом, на огне артиллерии, но
отнюдь не на оборонительных сооружениях", и добивалось всемерно поворота
танков к себе, на миллеровское направление... Во время операции на Волге
генерал Врангель тянул 1-й Донской корпус к Камышину, генерал Сидорин - к
Балашову, и оба доносили, что без этого корпуса выполнить своих задач не
могут... И так далее, и так далее.
Но если сношения с "Харьковом", "Новочеркасском" и "Пятигорском" имели
характер обмена оперативными взглядами и не выходили из пределов дисциплины
и подчиненности, иначе обстояло дело с "Царицыном". Не проходило дня, чтобы
от генерала Врангеля Ставка или я не получали телеграмм нервных,
требовательных, резких, временами оскорбительных, имевших целью доказать
превосходство его стратегических и тактических планов, намеренное невнимание
к его армии и вину нашу в задержках и неудачах его операций. Особенное
нерасположение, почти чувство ненависти, он питал к генералу Романовскому и
не скрывал этого.
Эта систематическая внутренняя борьба создавала тягостную атмосферу и
антагонизмы. Настроение передавалось штабам, через них в армию и общество. В
борьбу вовлекалось и английское представительство, как я узнал впоследствии.
Интрига получала лишнюю благодарную тему, а политическая оппозиция -
признанное орудие.