"Генерал А.И.Деникин "Очерки Русской Смуты" (Том второй)" - читать интересную книгу автора

враждебной, но в другой, Казалось бы, заинтересованной в наступлении
правового порядка.
Куда уходить в случае нужды?
Только на Дон. Вера в казачество была сильна по-прежнему; совет
казачьих войск, находившийся в постоянных сношениях с Быховым,
гальванизировал эту веру, добросовестно заблуждаясь и не чувствуя, что он,
как и вся казачья старшина, оторваны от казачьей массы и давно уже не
держат в своих руках ее реальной силы - войска. В Быхове составлялась
преподанная Ставке дислокация казачьих частей для занятия важнейших
железнодорожных узлов на путях с фронта к югу, чтобы в случае ожидаемого
крушения фронта, сдержать поток бегущих, собрать устойчивый элемент и
обеспечить продвижение его на Юг. В то же время шла деятельная переписка
между Корниловым и Калединым.
Каледин сам еще находился в опале и в совершенно неопределенном
служебном положении. В дни корниловского выступления Временное
правительство, обвинив его "в мятеже и в желании путем занятия донскими
частями железнодорожных узлов отрезать Донецкий бассейн от центра", отдало
приказ об отрешении Каледина от должности, об аресте его и предании суду.
Дон не выдал своего атамана и не допустил его устранения. Керенский
лихорадочно собирал улики и не находил ничего решительно, что могло бы
изобличить в нелояльности донского атамана. Временное правительство
оказалось в чрезвычайно неловком положении и тщетно искало не слишком
компрометирующего его выхода. 17 октября Керенский в разговоре с донской
депутацией признал эпизод с калединским мятежем "тяжелым и печальным
недоразумением, которое было следствием панического состояния умов на
юге". Это не совсем верно: паника имела место главным образом на севере;
ее создали своими заявлениями Авксентьев, Либер, Руднев (Московский
городской голова), Верховский, Рябцев (помощник команд, войск. Московс.
округа) *77 и многие другие.
Официальной реабилитации, однако, так и не последовало, и атаман,
объявленный мятежником, к соблазну страны два месяца уже правил в таком
почетном звании областью и войском.
Каледин едва ли не трезвее всех смотрел на состояние казачества и
отдавал себе ясный отчет в его психологии. Письма его дышали глубоким
пессимизмом и предостерегали от иллюзий. Даже на прямой вопрос, даст ли
Дон убежище быховским узникам, Каледин ответил хотя и утвердительно, но с
оговорками, что взаимоотношения с Временным правительством, положение и
настроение в области чрезвычайно сложны и неопределенны.
Таким образом, начало возникать сомнение в ценности единственной, как
тогда представлялось, исходной базы для дальнейшей борьбы. Корнилов быль
склонен приписывать это освещение субъективным побуждениям казачьих
верхов. В этом убеждении его усиленно поддерживал Завойко, пробравшийся в
Новочеркасск. В каждом своем письме он рисовал широкими мазками народные,
якобы, настроения:
"... Ваше имя громадно, его двигает вперед уже стихия; за ним стоят не
отдельные силы или люди, а в полном смысле слова - стихия"... И кстати
добавлял: "Здесь на Дояу Ваше имя и значение - бельмо на глазу
Богаевскаго*78; он полностью забрал в свои руки Каледина и в этом
направлении влияет на него; здесь политика по отношению к Вам - двуличная
и большая личная ревность. Боятся, что Вы будете на верху, боятся, что Вы