"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 1) " - читать интересную книгу автора

той жути от кровавых столкновений и бесчинства опьянелой толпы, переворот
был встречен еще с большим удовлетворением, даже ликованием. И не только
революционной демократией, но и просто демократией, буржуазией и служилым
элементом. Небывалое оживление, тысячные толпы народа, возбужденные лица,
возбужденные речи, радость освобождения от висевшего над всеми тяжелого
маразма, светлые надежды на будущее России и, наконец, повисшее в воздухе,
воспроизводимое в речи, в начертаниях, в образах, музыке, пении, волнующее -
тогда еще не забрызганное пошлостью, грязью и кровью - слово:
- Свобода!
"Эта революция - единственная в своем роде" - писал князь Евгений
Трубецкой. - Бывали революции буржуазные, бывали и пролетарские, но
революции национальной в таком широком значении слова, как нынешняя,
русская, доселе не было на свете. Все участвовали в этой революции, все ее
делали - и пролетариат и войска, и буржуазия, даже дворянство... все вообще
живые общественные силы страны... Только бы это объединение сохранилось"...
В этих словах отразились чаяния и тревоги русской интеллигенции, но не
печальная русская действительность. И кровавые бунты в Гельсингфорсе,
Кронштадте, Ревеле, гибель адмирала Непенина и многих офицеров служили
первым предостережением для оптимистов...


* * *

Жертвы первых дней революции в столице были невелики: регистрация
Всероссийского союза городов определила их для Петрограда общим числом
убитых и раненых в 1.443, в том числе воинских чинов 869 (офицеров 60).
Конечно, много раненых избегло учета.
Однако, положение Петрограда, выбитого из колеи, насыщенного горючим
материалом и вооруженными людьми, долго еще было крайне неопределенным и
напряженным.
От членов Государственной Думы и правительства впоследствии я слышал,
что весы сильно колебались, и они все время чувствовали себя сидящими на
бочке с порохом, который ежеминутно мог вспыхнуть и уничтожить их всех и
создаваемое ими государственное здание.
Товарищ председателя Совета р. и с. д., Скобелев говорил журналистам:
"должен сознаться, что когда я в начале революции вышел на крыльцо
Таврического дворца, чтобы встретить кучку солдат, пришедших первыми в
Государственную Думу, и обратился к ним с речью, я был почти убежден, что я
говорю одну из своих последних речей, что пройдет несколько дней и я буду
расстрелян или повешен".
А несколько офицеров - участников событий уверяли меня, что
растерянность и всеобщее непонимание положения в столице были так велики,
что один твердый батальон, во главе с начальником, понимающим чего он хочет,
мог повернуть вверх дном всю обстановку.
Как бы то ни было, 2 марта Временный комитет членов Государственной
Думы объявил о создании Временного правительства{18}, которое, после
длительных переговоров с параллельным органом "демократической власти" -
Советом рабочих депутатов, издало декларацию:
1) "Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и
религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям,